Тебе, Победа!
Шрифт:
– А откуда у него тогда разрешение? Нет, это человек богатый, иначе как бы он смог арендовать личный модуль? Ну, понимаешь, есть такие люди - не нравится им жить на старых мирах. Суета, тысячи людей, города там... И они уходят жить на такие планеты, как наша.
– Я бы тоже не смогла жить на старой планете, - задумчиво проговорила Клю.
– Я сроду больше семи человек вместе не видела.
– Как же, а когда монахи прилетели?
– Ну, Реми... Это, знаешь, как сон. Все одинаковые, в этих их оранжевых штуках... Нет, здесь у нас хорошо.
– А хочешь на Левант лететь.
– Я ж учиться. А потом, посмотреть -
– Я бы хотел на Землю и на Телем. И в Космопорт. Там, говорят, есть залы, где собираются по десять тысяч человек и слушают музыку...
– На Земле, я читала, прямо под открытым небом собиралось по полмиллиона человек слушать музыку...
– Полмиллиона человек, - покачал головой Реми.
– Не могу представить... Ой, полтретьего уже. Пойду я посплю, а то он в полседьмого прилетит.
Клю вздохнула и вытянулась под одеялом, устраиваясь поудобнее. Реми вскользь провел рукой по ее волосам и выбрался в холл. Сунулся на террасу: сквозь прозрачную стену мигали звезды в разрывах медленно плывущих седых туч, озаренных единственной луной Акаи. Реми поежился от холода и нырнул в свою комнату - под одеяло...
Едва рассвело, Реми уже мерил шагами посадочную площадку. Несколько предыдущих дней были безоблачными, и снег с бетонного покрытия почти сошел, оставив обильные лужи ближе к краям.
Около семи в зените показался "шкафчик" - сизо-стальная торпеда такой же модели, что прилетали в мае и октябре. Реми отошел к краю и, задрав голову, следил за приближением гостя.
Зашлепали по лужам непромокаемые сапожки, и возле Реми возникла Клю в такой же, как у брата, замшевой куртке, алой косынке и джинсах.
– Летит, - сообщил ей Реми.
– Вижу, - отозвалась Клю.
Торпеда была уже совсем низко; минута - и она повисла над площадкой, затем тихо качнулась, лязгнула о бетон и замерла. Люк толчком поднялся, и из чрева торпеды спрыгнул на просохший бетон невысокий, поджарый молодой человек в черном космофлотовском комбинезоне, коротко стриженный, веселый и доброжелательный. Глаза у него были невиданного зеленого цвета, как у академика Ловано на фотографии в комнате Реми.
– Здра-а-асте, - пропел он, протягивая руку.
– Здравствуйте, - смущенно сказал Реми. Ему не часто приходилось наяву видеть незнакомых людей, поэтому он несколько оробел. А вот Клю нисколько не смутилась, когда переселенец элегантно поцеловал ей руку - весело засмеялась и сказала:
– Ой, чудо какое! Так делают, да? Вы нас простите, мы тут дикари. У вас есть багаж? Давайте, мы вам поможем. Пойдем в дом, хорошо? Мама с папой уже встали, завтрак готовят.
Очарованный Дж. Смит засмеялся.
– О, какой у меня багаж!
– Он нырнул в люк и вытащил большой космофлотовский рюкзак и белый пластиковый контейнер размером с чемодан.
– Вот и все.
– Гость захлопнул люк и поспешно отступил от торпеды. Модуль ожил. Нос его приподнялся, стальная сигара оторвалась от бетона и устремилась в небо, а Дж. Смит, улыбаясь, оглядывал младших Мартенов.
– Ну, я готов. Честно говоря, помираю с голоду.
Оттаявший Реми оживленно сказал:
– Эта проблема решается в два счета. Давайте, я помогу.
Он наклонился было к белому контейнеру,
– Тихо-тихо-тихо! Это - осторожнее! Ой! Извините. Это дом-развертка. Он мне стоил бешеных денег, и я все боюсь его раньше времени активировать.
Кончилось тем, что он все же доверил Реми нести свой драгоценный дом, сам взгромоздил на себя гигантский рюкзак, и они втроем зашлепали к станции.
– У вас весна, - возбужденно говорил Дж. Смит, оглядываясь.
– Как у вас тут чудесно. Что, тут повсюду такие пейзажи?
– На ближайшую тысячу километров - такие, - ответил Реми.
– У нас правда хорошо. Вам понравится.
Дж. Смит искоса глянул на Клю, смутился и опять затараторил:
– Я, честно говоря, не подозревал, куда лечу. Я выбрал этот мир наугад, специально не глядя, и не подозревал, что у вас тут так здорово. Просто замечательно.
Они поднялись на крыльцо и вошли на террасу, где рука об руку ждали гостя Моник и Александр.
– Здравствуйте, - просто сказал Мартен-старший, пожимая руку Дж. Смиту и помогая снять рюкзак.
– Я Александр Мартен, это моя жена Моник.
– А мы забыли представиться, - сказал Реми.
– Я Реми Мартен, а это моя сестра Клю.
– А-хха-а, - протянул гость.
– А меня зовут Йонас Лорд.
Лица Александра и Реми моментально вытянулись.
– Я не хотел в эфире называть свое имя, - сказал Йонас Лорд.
– Я здесь не совсем по своей воле.
Александр вздохнул.
– Ну и ладно. Расскажете нам, что захотите, ладно, Йонас?
– Йон. Просто - Йон.
– Хорошо, Йон. А я тогда - Алекс. Идемте завтракать.
За столом Йонас Лорд был необычайно любезен, жизнерадостен и говорлив, и Мартены с удовольствием его слушали. Он рассказал им свою историю - весьма весело, и Мартены смеялись его шуточкам от души - рассказчик он был необычайный. Впрочем, про себя они заметили, что в самой истории ничего особенно забавного не было.
Йон родился двадцать шесть лет назад в Космопорте Галактика, столице Империи Галактика. Космопорт - своего рода рукотворная планета, только населенная и з н у т р и, а не снаружи - столетие за столетием разрастается вширь в полутора световых годах от Солнечной системы, превратившись за полторы тысячи лет своего существования в одну из двух - наряду с Землей - метрополий Галактики. Йон вырос там, там учился, закончил Галактический Имперский университет по специальности "история галактической экспансии" и стал журналистом - довольно известным, поскольку обладал кое-какой, по его словам, борзопискостью. Пройдя через несколько космопортовских популярных газет, Лорд попал в известный всему человечеству - и Империи, и Конфедерации Человечеств, и независимой Периферии - еженедельник "Экспансия". Он писал, писал и писал - и в два года стал весьма известен и популярен. Но подлинную славу принесли ему события сорокового года. Волею судеб Йон оказался вблизи тех, кому суждено было спасти Галактику от братоубийственной войны и восстановить в Империи Галактика законную власть, хитроумно узурпированную темными силами. Лорд написал книгу об этих событиях, разошедшуюся стомиллионными тиражами по всей Галактике, заработал на этом почти три миллиона имперских марок (или, считая в более привычных для Мартенов деньгах, восемь с половиной миллионов долларов) и оставил журналистику.