Течение Алкиона. Антология британской фантастики

Рассел Эрик Фрэнк

— Хотел бы я знать почему, — ответил Рейвен.

Кашлянув, Торстерн продолжил:

— Человек моего уровня оказался бы в очень затруднительном положении, если бы обнаружилось, что тот, кого разыскивают власти, прячется в его доме. Пришлось бы давать объяснения. Поэтому, если у вас есть что сказать, не теряйте времени понапрасну, у вас его очень мало…

— Почему?

Торстерн выразительно пожал плечами. Этот безразличный жест напоминал старых римских императоров, когда они решали судьбу гладиаторов, опуская большой палец вниз…

— Потому что полиция вас заберет, и моя ответственность на этом закончится.

Манера,

в которой он это сказал, заставляла думать, что вся полиция находится в него в кармане, в его полном распоряжении. Было очевидно, что Торстерн обладает огромной властью.

— Вы очень важная фигура, — с показным восхищением заявил Рейвен. — Жаль только, что вы посвятили себя лишь разрушению фабрик…

— А вы нахал, — произнес Торстерн. — И ведете себя так намеренно. Вы ожидаете, что мой мозг расслабится и Даст волю ярости. Но я не ребенок. Бессмысленные эмоции — это роскошь, которую могут позволить себе только сумасшедшие.

— Но вы не отрицаете обвинение.

— Я не могу ни подтвердить, ни отрицать его, поскольку это обвинение лишено для меня всякого смысла.

Рейвен вздохнул и продолжил:

— Это делает нашу задачу гораздо более сложной, но не менее важной.

— Какую еще задачу?

— Убедить вас покончить с необъявленной войной, которую вы ведете против Земли.

— О боже!

Торстерн картинно закатил глаза, явно забавляясь.

— Вы хотите меня убедить в том, что Земля послала обычного преступника, вроде вас, поговорить с видным бизнесменом о какой-то абсолютно вымышленной войне?

— Война идет, и именно вы ею руководите при помощи таких же людей и здесь, и на Марсе.

— У вас есть доказательства?

— Я не нуждаюсь в них, — сухо ответил Рейвен.

— Это почему же?

— Потому что вы прекрасно знаете, что я говорю правду, хотя вам и не нравится ее слышать. Доказательства могли бы понадобиться, чтобы убедить третьих лиц. А мы здесь одни.

— Как человек, деловые и финансовые интересы которого очень разнообразны, я неизбежно становлюсь мишенью для сплетен и оскорблений. Я уже привык к этому и не обращаю на них никакого внимания. Так что этим вы ничего не добьетесь. Это цена, которую приходится платить за успех в жизни. Завистники и зануды всегда крутились и будут крутиться вокруг нас. Я считаю их мелкой сошкой, недостойной внимания. Но эта наглая и надуманная клевета о том, что именно я негласно руковожу войной, самая оскорбительная из того, что мне приходилось до сих пор слышать.

— Обвинение не только не надуманное, но и не фантастическое, — возразил ему Дэвид. — К сожалению, это печальный и подлинный факт. К тому же это вас нисколько не оскорбляет. Более того, вы в душе даже гордитесь собой. Вы благодарны тому, кто сумел установить, что подлинный руководитель заговора — это вы. По крайней мере, вы довольны, что в этот раз лавры не достались Волленкоту.

— Волленкот? — повторил Торстерн, абсолютно невозмутимый. — Мне кажется, я начинаю лучше понимать, что происходит. Предполагаю, что Волленкот, самый мелодраматичный и тщеславный из идиотов, которые только существуют, переложил вину на кого-то другого. А вы по глупости ухватились за этот ложный след, который он дал, и вышли прямехонько на меня.

Чарлз зашевелился в кресле и пробормотал в направлении экрана:

— У меня нет привычки идти по ложному следу.

— Нет? — Торстерн в течение секунды

изучал его и, не увидев ничего особенного в этом толстом и невыразительном лице с тусклыми глазами, продолжил: — А, так это вам принадлежит честь открытия, что я являюсь основной пружиной вымышленной войны?

— Если это можно назвать честью…

— В этом случае, господин хороший, я вынужден с сожалением заявить вам, что вы не только лжец, но и опасный интриган!

Торстерн сделал царственный жест и продолжил:

— Но для интриганов у меня нет времени. Для меня лучше всего сейчас попрощаться с вами обоими, и пусть полиция побеспокоится о вашем здоровье. Как добропорядочный гражданин я полностью доверяю нашей полиции.

Когда он закончил, лицо его было суровым и бесстрастным.

Чарлз довольно агрессивно ответил:

— Очевидно, вы имеете в виду всю эту находящуюся на вашем содержании свору. Я их хорошо знаю. Вся планета их боится, и не без причины. Но мы их не боимся!

— Возможно, вы измените свое мнение, мой дорогой друг… — Торстерн вновь сосредоточил свое внимание на Рейвене. — Я полностью отвергаю ваши безумные обвинения. И покончим с этим! Если Земля считает, что необходимо подтвердить свой суверенитет и власть над Венерой, то пусть она это делает законным путем. Без всякого сомнения, именно Волленкот является причиной беспокойства Земли. Только каким образом она сможет с ним справиться? Но это уже проблема Земли, а не моя.

— Мы не такие дураки, чтобы дать себя обмануть какому-то обиженному крикуну. Вам понятно это? Если бы мы стали охотиться за Волленкотом, вы похохотали бы от души и тут же заменили бы его на другую марионетку из вашего личного списка. Более того, вы бы использовали наши действия в пропагандистских целях.

— А, даже так? Я бы так поступил?

— Более того, вы бы пальцем не пошевелили, чтобы спасти Волленкота. Наоборот, вокруг него был бы создан ореол первого мученика националистического движения Венеры. Но у Земли и так много дел, чтобы своими руками еще создавать ложных святых для местного божка.

— Местный божок — это я, не так ли? — спросил, улыбаясь, Торстерн.

— Разумеется, — ответил Рейвен. — Мы следуем простой логике: сразу выходить на того, кто водит кукол. Именно поэтому мы здесь. К сожалению, мы видим, что привести вас в чувство мягкими мерами не смогли, а потому вынуждены прибегнуть к более суровым.

— Насколько я понимаю, это угроза, — оскалился Торстерн. — И самое странное, что эта угроза исходит от человека, который находится целиком в моей власти. У меня складывается ощущение, что вы считаете себя абсолютно независимыми и от обстоятельств, и от того, что вас окружает. А разве эти каменные стены не являются тюрьмой, а? Ха-ха-ха!

— Развлекайтесь на здоровье, — посоветовал Рейвен. — Хотя на это у вас уже не остается времени.

— Я начинаю сомневаться в вашей предполагаемой преступной деятельности, — продолжил Торстерн, сделав вид, что не заметил предупреждения. — У меня такое впечатление, что вы представляете интерес скорее для психиатра. Вы вбили себе в голову, что я, Эммануил Торстерн, процветающий коммерсант с Венеры, являюсь своего рода Голиафом, а вы играете роль Давида. — Он опустил глаза на какой-то невидимый на экране стол и закончил едко: — Да. В самом деле вижу, что вы — Давид. Возможно, психологически это обусловлено тем, что вы носите такое же имя.