Течет река Лета

Шифрин Ефим

— Мы должны задать Ефиму еще пару вопросов в антракте.

— Зачем? Он ответил на все вопросы в ток-шоу.

Редактор недоумевала:

— Мы же делаем ему популярность…

Толик сказал, что Ефим смог стать популярным без них 30 лет назад, и даже если все читинские журналисты разом уедут в Китай, он все равно останется популярным. Он попросил журналистов освободить все проходы и выходы и убраться восвояси,

пока не сказал чего-нибудь лишнего.

Из Читы после недолгого банкета в баре «Бавария» отправились в Краснокаменск. Я хорошо запомнил эту дорогу еще четыре года назад, когда на разбитой «Волге» директора филармонии мы ездили туда в прошлый раз. Директор со своим коллегой из Владивостока, затеявшим безумный маршрут, уговорили тогда за поездку две бутылки водки. Я держал ноги на приборной панели, чтобы вконец не окоченеть, а по приезде мы оставили нашего читинского патрона и его амурского коллегу совершенными тюфяками до ночи в гостинице.

В этот раз дорога вышла такой же безрадостной. Мы останавливались на пути, выходя по надобности, затем — чтобы дать гаишникам на посту посмотреть на меня, и еще раз — чтобы заправиться соляркой. Однажды высвеченную фарами дорогу перебежал юркий суслик или сурок, а потом по трассе, схваченной первым снегом, протрусила лиса. Во время одного из перекуров заметили комету.

— Во, летающая тарелка. Точно, смотрите — тарелка, — сказал водитель Миша, когда сгоревший болид оставил после себя почти прозрачное облако.

Оставшиеся 80 км до Краснокаменска мы ехали по ребристой «стиральной доске» немыслимой полосы, петлявшей в вымороженной степи. Луна остановилась в квадратике между двумя занавесками и долго плыла со мной под музыку Моцарта в наушниках плеера. Отчаянно дуло из задней двери, которую подстраиваясь под наши правила, вырезают в корейских автобусах специально для покупателей из России.

Я вспомнил книжку об Атилле, которую прочел здесь же, в Котельне, и книгу Э.Филлипса «Монголы», которую листал до отъезда. Начал воображать, как непокорные потомки гуннов кочевали в бескрайней степи, ночевали в обвязанных конским волосом юртах, спасаясь от ледяных ветров. Почему-то вспомнил замечание Филлипса о том, что кожа монголов толще, чем у европейцев, и в ней меньше пор.

За окном тянулась седая равнина. А сопки впереди собирались как шлемы могучего воинства Чингисхана. Где-то здесь наверняка пролегал его победный маршрут. Здесь гарцевали его послушные кони. Здесь когда-то пылали жаркие костры.

Я выключил плеер. Миролюбивый Моцарт мешал фантазии.

— Это не дорога, а направление, — шутил водитель Миша, затягиваясь дымком очередной сигареты.

Последние километры пути вышли по свежему асфальту. Мы остановились перед единственной в городе гостиницей.

После концерта опять был банкет. На этот раз в пустом ресторане, закрытом для посетителей.

Мы немножко выпили и закусили. Отправились спать. Читинский администратор еще оставался за столом, продолжая многодневный марафон свершений и отмечаний.

На следующий день, в назначенный час отъезда, мы не могли найти его.

Вышли в восемь вечера из гостиницы, потоптали свежий снежок, пока не догадались позвонить Саше на мобильный.

Из трубки донесся нетвердый лепет про неверно назначенное время отъезда.

Оказывается, финал гастролей читинский промоутер отметил еще и во Дворце с двумя своими наперсницами — деятельницами культуры.

Через полчаса около автобуса остановилось местное такси, из которого нетвердой походкой вышел Саша, стал торопить нас с отправкой, но я остановил его:

— Это хамство. Вы позволяете себе пить третий день подряд, превращая простые вещи в сложные. Я не должен был видеть вас пьяным ни одной минуты. Вы можете пить сколько угодно, когда отправите нас в Москву.

Вряд ли он понимал, о чем я говорю.

В автобусе он залег на помосте, сооруженном над задними рядами кресел, да и не просыпался до самого въезда в Читу.

Снова до федеральной трассы ехали по раздолбаной дороге. 80 километров беспощадного русского пути. Высыпали когда-то гравий на проторенную в степи тропинку, и все! Но здесь же рядом добывают дорогущий уран! В этих краях сидит Ходорковский, карманных денег которого когда-то хватало, чтобы замостить эту бессмысленную дорогу!

Конечно, встали тут же, как только выехали на трассу! Наружное колесо автобуса продырявило острым камнем.

Водители выкатили запаску.

Обратный путь вышел короче. Засветло миновали три перевала, когда на подступах к Чите за гольцами выступила тайга.

Мы заехали за авиабилетами к одной из Сашиных помощниц на окраине города, где увидели совершенно неприглядную картину жуткого бездорожья, изрытых и неухоженных дворов, страшного уныния серых построек. Типовые советские пятиэтажки в оформлении всхолмленных пустырей, изрытого асфальта и мрачной подсветки.

В аэропорту наш администратор, кажется, пришел в себя. Помчался в здание с авиабилетами. Но скоро вернулся.

— Ваш самолет улетел, — скорбно сказал он. — Я не должен был прибавлять шесть часов ко времени, указанному на билетах. Там стояло местное время.

Мы обмякли.

— Есть рейс через Новосибирск. Но есть еще один — без пересадки. Я сейчас все улажу. Дайте мне ваши паспорта.

Минут через десять он снова стоял перед автобусом.