Техасская свадьба
Шрифт:
Второй была выставлена на продажу полосатая шляпная коробка, принадлежавшая вышеупомянутой Энни Блэк. Цена не поднялась выше предложенной, а именно двадцати пяти центов. Предупреждение младшего Алана Блэка сделало свое черное дело.
Аукцион продолжался. Каждый раз, когда очередная коробка или корзинка продавалась, счастливый победитель, как правило, муж поварихи или кто-то из ее же клана забирал ужин и партнершу и они отправлялись искать местечко, где устроиться. Некоторые оставались в зале, другие шли на
Наконец осталось всего две коробки — Сэди и Клэр. Томас взял первую, поднял, поколебался, прежде чем назвать ставку. Он слегка нахмурился, раздумывая, как поступить. Конечно, он старался, чтобы все принесенное было продано, но, когда наступил момент назначить цену на ужин Сэди, он ощутил укол ревности. До сих пор подобное чувство ему было неведомо.
— Ну, преподобный, — выкрикнул кто-то из толпы, — а это чье?
— Это творение рук миссис Бишоп, — ответил Томас Мюллер и, откашлявшись, добавил: — Кто начнет?
Все молчали.
— Ну, давайте, кто ставит двадцать пять центов за то, что, уверяю вас, является пищей королей? — Он задержал дыхание, разрываясь между благородным желанием услышать хорошую цену и эгоистичным, чтобы коробка Сэди вообще не была продана.
— Двадцать пять центов, — раздался грубый, хриплый голос.
Клэр сразу узнала голос Рэда, их собственного повара, готовившего для работников ранчо. Он стоял рядом с двумя парнями из Глориеты возле самого порога. Она с благодарностью улыбнулась ему, держа Сэди за руку.
— Если он выиграет, то наверняка спросит секрет приготовления жареного цыпленка, — насмешливо прошептала она. Цыпленок его собственного приготовления на вкус был так же нежен, как старый кожаный башмак.
Сэди улыбнулась и посмотрела на Томаса. Ей хотелось поужинать только с ним, как жалко, что он священник. Ничего хорошего не может получиться из их дружбы. Абсолютно ничего.
— Итак, ставка двадцать пять центов. Кто больше, джентльмены?
— Тридцать, — объявил Чарли Бидл, самый молодой работник Клэр.
— Тридцать пять! — крикнул Рэд, с вызовом поглядев на веснушчатого соперника.
— Сорок! — на этот раз цену предложил Клэй, сын Энн Денни, которому недавно исполнился двадцать один год.
Взбешенная матушка как фурия сорвалась с места и пролетела через комнату, желая немедленно вправить мозги несчастному сыну. Она делала это таким гневным шепотом, что многие слышали каждое слово. Она шипела, что только через ее труп он разделит трапезу с особой вроде Сэди Бишоп.
— Сорок пять! — твердо заявил Рэд.
— Пятьдесят, —
— Один доллар.
Никто не удивился, когда эти слова слетели с губ Томаса Мюллера. Его глаза встретились с глазами Сэди, он улыбнулся ей, отчего сердце женщины перевернулось.
— Он может себе такое позволить? — смущенно спросил Рэд, ни к кому особенно не обращаясь.
— А почему нет? — ответил Тэйт насмешливо. — Его деньги так же хороши, как и любого из нас.
— Один доллар — наивысшая из предложенных ставок. Кто-то дает больше? — После нескольких напряженных секунд он объявил: — Продано преподобному Мюллеру.
— Это нечестно! — возмутилась Лидия Кэссиди. Но все были заняты кто едой, кто флиртом, кто сплетнями, поэтому ее протест просто повис в воздухе.
— Ну, теперь приступим к последней. — Священник поднял коробку.
Клэр забыла взять свою шаль и увидела, как она соскользнула на стол.
— Эту коробку принесла мисс Клэр Пармали. Кто…
— Двадцать пять центов, — не дослушав, торопливо выкрикнул Рэд.
— Пятьдесят, — удвоил Тэйт.
— Пятьдесят пять, — пропел Чарли, проявляя замечательную преданность хозяйке.
— Доллар, — сказал Тэйт, уверенный, что никто больше не даст.
— Ты не можешь столько заплатить за мой ужин, — пробормотала Клэр.
— Черта с два! Могу! — Он тихо засмеялся.
— Ставка один доллар, — провозгласил Томас и оглядел прихожан. — Будут еще предложения?
Рэд и Чарли покачали головой, признавая поражение. Другие мужчины поднялись, направляясь к выходу, бормоча, что для них цена слишком высока.
— Тогда, я думаю, мистер Дженнер выиграет. Итак, ставка…
— Десять долларов.
Сердце Клэр подскочило к самому горлу от звука столь знакомого голоса. Глаза ее расширились, она не верила своим ушам. В проходе стоял Рэнд, высокий, красивый, чрезвычайно самоуверенный. Его театральный (и подозрительно очень ко времени) выход на сцену был встречен минутой потрясенного молчания.
— Десять долларов? — наконец удивленно повторил Томас, довольный таким развитием событий. Он широко улыбнулся. — Предложена Щедрая цена: десять долларов. Кто-то даст больше?
— Пятнадцать долларов, — не колеблясь, Тэйт ответил на вызов. Взглядом, злым и напряженным, он молча сцепился с Рэндом.
— Тэйт, не надо, — быстро попросила Клэр, схватив его за руку. — Это слишком много.
— Двадцать, — спокойно и отчетливо произнес Рэнд и медленно пошел вперед, едва заметно улыбаясь. Он был в простой голубой рубашке и хлопчатобумажных брюках, но, без всякого сомнения, был самым потрясающим из всех присутствующих здесь мужчин.
«И вообще везде», — подсказал Клэр внутренний, довольно наглый голос.