Техномонстры
Шрифт:
— Мне всё надоело… — сообщил Моррот. — Пойдёмте отсюда, а? Я хоть и крот, но находиться на свежем воздухе мне нравится больше, чем в здешних гнетущих лабиринтах подземелья.
— Да, Моррот прав, — согласилась Джина. — До чужого добра нам дела никогда не было и быть не должно! Слушай, Альчирон, как бы нам наружу выбраться и побыстрее?
— Так вы меня не убьёте? — не верил счастью старый драг-отшельник. — И не отберёте богатство?
— Видимо, старость тормозит твоё понимание, — догадался Кич. — Мы уходим. Покажи кротчайший выход.
— Ах да, выход… — засуетился Альчирон. —
— Прощай, — кинул Дрим и устремился прочь из рабочего кабинета, в открывшийся туннель. Спутники, не сказав и слова старику драгу, последовали за командиром.
«Ах вот ты какой на самом деле, Дрим Плувер Младший, — думала Филика. — И твои соратники тебя достойны. Вот же лживая стречья морда, этот Парфлай! Всё, я расторгаю с ним контракт!»
Дрим шёл впереди всех. Разные мысли крутились в его голове. Но одна занимала места больше, чем остальные. Он корил себя за то, что забыл спросить: зачем в разных туннелях горит разный цвет электрических ламп?
Чуть больше получаса блуждания извилистым туннелем, и путешественники вышли на поверхность. Как же всё-таки приятно светило заходящее солнце! Каким же всё-таки вкусным был свежий воздух! Как же всё-таки нежно трепал прохладный ветерок волосы!
Двери за волком — последним из незваных гостей — захлопнулись. Вообще-то, гости были и не такими уж незваными. Техномонстр Альчирона специально заманил их в подземелье…
Старик драг презрительно ухмыльнулся и включил сеанс маговолновой связи. Произнёс послание, превратившись в магические волны, понёсшееся к адресату:
Убийцы нашего хозяина проглотили наживку, о последний из его учеников, единственный законный наследник его всемогущественной власти! Надеюсь, ты успел совершить задуманное. Пусть великие Спайкниф и Геллиза помогут сбыться твоим начинаниям!
Глава 19
«Смертельная камера»
Тартор лежал в луже собственной крови и думал о том, что в последнее время Сар к нему не очень-то и гостеприимно относится. Воспоминания о психлечебнице и комнате с мягкими светло-фиолетовыми стенами незажившей раной бередили сознание. И тут на тебе: заточение в «смертельной камере» сарской тюрьмы. И эта камера своё название получила не просто так…
Дело тысячекратно усложнял Глава городской охраны Жраб Толстый, младшего сына которого Тартор имел неосторожность убить при стычке с охранниками в Садах Осевого. Жраб «спас» Тартора от грозившей виселицы за содеянное. Да вот только спас он лишь с одной целью: превратить жизнь наёмника в бесконечные чудовищные муки. Все подчинённые Жраба, а в особенности, его сыновья (которых было не меньше дюжины) — прониклись замыслом Главы охраны и делали всё возможное, чтобы Тартор, испытывая нечеловеческие страдания, оставался живым. Хотя жизнью это существование назвать при всей натяжке
Боль стала привычным делом. Но если бы только одна боль… Хороший сон, тёплый кров и сытный обед — стало чем-то нереальным, недосягаемым, эфемерным. Порой Тартор даже сомневался в их существовании. В моменты таких сомнений было хуже всего: мир становился одним огромным чёрным пятном: беспросветным и безутешным. В таком мире не хотелось жить. Но, вздумай Тартор покончить с собой — ничего бы не вышло. За ним велось постоянное наблюдение. В узкую щель массивной дубовой двери постоянно глядела пара ненавидящих глаз.
Когда сомнения проходили, мечты о доме близ реки, винограднике и спокойной, размеренной жизни согревали, как не сможет согреть ни один очаг. А очаг ох как не помешал бы: сырые осклизлые каменные стены «смертельной камеры» всегда были холодными и мрачными. Размером камера не баловала — три на три метра. Это невыносимо угнетало. Спал Тартор на пропитанном мочой, клещами, клопами и потом опилочном матраце. Больше мебели не было. Умывальника и туалета — тоже. Приходилось опорожняться в угол. Если бы этим издевательство заканчивалось. Когда днями не дают еду и питьё, то, хочешь, не хочешь — съешь содержимое угла…
В стене, что напротив входа, одиноко зиял крохотный проём с металлическими решётками. И находился этот проём там совсем не для того, чтобы скрашивать пребывание заключённого. В этом проёме виднелись, хоть и совсем чуть-чуть, звёзды, солнце, луны, шелестящая от ветра трава и листья… Вид на столь близкую и в то же время недосягаемую свободу действовал удручающе. Ты заперт в каменном склепе, а за его стенами во всю кипит жизнь! Хотелось разорваться на части. Хотелось облаком пара просочиться сквозь решётки и улететь в небо. Хотелось рыдать, но сил на слёзы не оставалось.
Если смотреть с внешней стороны, то проём в стене находился на уровне земли. Это, кстати, чувствовалось, когда лил проливной дождь: грязная вода затекала внутрь. Благо подобный дождь случился лишь один раз. Чтобы хоть как-то уберечься от непогоды, Тартор был вынужден заткнуть проём матрацем. Это помогло. Дождь прошёл — опасность затопления миновала. Вот только в сырой камере мокрый опилочный матрац высыхать совсем не хотел. А каждому известно, что спать в прохладном помещении, да ещё и на промокшем матраце — чревато тяжкими хворями, часто приводящими к гибели…
По ту сторону двери щёлкнули засовы. В камеру вошёл Фирил — самый старший сын Жраба. Одет он был, как и всегда, в чёрный форменный костюм с тройными белыми полосами на штанинах. Если присмотреться, то на воротнике и рукавах можно было разглядеть тёмные пятна от засохшей крови (уж явно чужой). Его лысину успешно скрывало чёрное сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. Смуглое лицо с уродливым шрамом от носа до подбородка поперёк губ. Громадные руки, похожие на медвежьи лапы. Два метра ростом. Очень похожий на отца, пусть и худой. Это, конечно, по сравнению с толстяком Жрабом худой, а так — широкоплечая гора стальных мышц килограмм эдак на сто двадцать.