Текила-любовь
Шрифт:
– Так ты согласен?
Да почему бы и нет? Ну хочет девочка поиграть, пусть поиграет. Правда, недолго.
– При условии, что потом придёт моя очередь.
– Ну, я не уверена, – металлический браслет защелкнулся на левом запястье Володи, – у меня есть пару часов, не больше. Так что…
Она подвела его к кухонному островку, сбоку которого проходила вертикальная хромированная стойка. Пропустила через неё металлическую цепочку, скрепляющую наручники, и зафиксировала второй браслет так, что руки Комиссарова оказались за его спиной.
– Эй, постой, – он не то, чтобы беспокоился, просто чувствовал себя загнанным в ловушку. К тому же слова
– Вот.
Он проследил взглядом за её рукой и немного расслабился, когда услышал, как с характерным звуком металл соприкасается с мраморной поверхностью столешницы.
– И что будет дальше?
Комиссаров усмехнулся и переступил с ноги на ногу, принимая более удобное положение и не переставая наблюдать за Ольгой.
– Дальше? – она отошла от него на шаг и медленно, не отводя глаз, потянула поясок на платье, – дальше вот.
Полы платья распахнулись. Карие радужки мужских глаз слились со зрачком. Она видела это даже с расстояния в несколько шагов. Владимир дёрнулся к ней, но заскрежетал зубами, когда понял, что цепочка удерживает его на месте.
Она точно доведёт его до инфаркта. Сначала эти туфли и платье. И макияж, делающий её глаза огромными, а губы такими манящими. А теперь ещё и весь вид целиком. Его Оля, хитрый добродушный человечек с лисьими глазами, стояла всего в шаге от него в умопомрачительном корсете, приподнимающим её небольшую грудь так, что его эрекция могла вырвать с корнем молнию на джинсах. А талия? Он мог поклясться, что обхватит её своими ладонями. И эти ножки в чёрных чулках… Нет, сейчас она не была лисёнком. Она была грациозной хищной пантерой, которую ему, во чтобы то ни стало, следовало уложить на лопатки, и желательно прямо сейчас. И в её жилах текла не кровь, нет, текила. Крепкая, жгучая, сбивающая с ног.
– Оля, – он рычал, как дикий зверь, по дурости угодивший в капкан, – отпусти меня. Немедленно! Я хочу!..
– Нет, – она подошла к нему почти вплотную. Обжигала своим дыханием его губы. – Это моя игра.
Он ждал поцелуя. Горячего, страстного. Но поймал губами лишь пустоту. Открыл глаза и увидел, как Оля, отстранившись, с усмешкой наблюдала за ним. Поцокала язычком, погрозила пальчиком и снова повторила, как не усвоившему урок школяру:
– Моя игра.
Да какая на хер игра? Когда он, взрослый мужик, стоит прикованный наручниками к трубе у барной стойки и не может сделать ничего, чтобы освободиться? Только стонет, как кисейная барышня от того, как короткие ноготки царапают ткань рубашки. Специально. Намеренно. Он закрыл глаза, коснулся затылком холодного металла и чуть шире расставил ноги. Проворные пальчики нарочито медленно справлялись с пуговицами, заставляя его кровь бурлить. Ему отчаянно хотелось коснуться Ольги; провести кончиком носа по верхней кромке чертового корсета, наполняя лёгкие её запахом. Ощутить на губах вкус её кожи в ложбинке груди. Сжать ладонями округлые ягодицы и прижать к себе, к силе эрекции, что съедала его, не находя выхода.
Но приходилось довольствоваться тем, как мягкие губы легко и невесомо касались его кожи в распахнутых полах рубашки. Он знал, что Оля нарочно прислонялась к нему, давая ощутить гладкость корсета и шероховатость кружевных оборок. И это имело свой эффект: он дышал глубже, чаще, возбуждаясь всё больше.
– Твою мать, лисёнок… Твою мать! Еще мгновение, и если ты… если не освободишь… я не хочу оконфузиться перед тобой.
Озорные смешинки искрились в её глазах.
– А может, Владимир Игоревич, вам сейчас стоит понять, что не всё находится в вашей власти? Может стоит отпустить себя и ситуацию?
Тонкие пальчики оттянули вперед пояс джинсов, справляясь с тугими пуговицами. Одна, вторая…
– Что ты делаешь?
Тёмный взгляд его глаз следил за тем, как Оля, опустившись перед ним на колени и смотря в глаза, очень осторожно раздевала его, выпуская из тесной хлопковой ткани нехилый стояк. Спустила брюки вниз по его икрам и слегка похлопала по ноге давая понять, что она хочет снять их.
– Вот так более понятно? – тяжёлая ткань отлетела в сторону.
– Детка, ты?..
Да, чёрт побери, всё и так было очевидно. Но глупый вопрос с шумным выдохом опустошил его лёгкие, когда короткие ноготки, несильно царапая кожу, прочертили неровную дорожку от щиколоток, вверх, до бедер, пробуждая все его нервные окончания и вынуждая член невольно дёрнуться. Кареглазая чертовка довольно усмехнулась. Обхватила его пальчиками, в другой руке сжимая и приятно массажируя яички, и, обольстительно улыбаясь, провела кончиком языка по нижней губе.
– Пожалуй, это самый красивый член, который я когда-либо видела.
– А ты много их видела?
– Нет, – теперь смутилась она, отводя взгляд в сторону. – Но это не имеет значения. То, что я хочу сделать… Я хочу заставить тебя почувствовать.
Не прерывая дуэль двух взглядов, она чуть сильнее сжала его, обрисовала подушечкой большого пальца контуры набухшей головки, размазывая капельку вязкой жидкости по ней. А затем, лишь на мгновение легко касаясь горячей кожи невесомым поцелуем, взяла его в плен своего рта.
– Оля!
Его громкий и протяжный стон заполнил всё пространство, вибрацией отражаясь от стен. То, что она творила с ним, он не мог описать словами. Все чувства и эмоции могли быть выражены только крепким матом. Таким, от которого у его родителей уши бы свернулись в трубочку. Но сейчас ему было плевать на всё. Проворный язычок, горячие губы, ловкие пальчики – всё это делало его речь бессмысленной и бессвязной. Он сжимал кулаки, представляя, что захватывает волосы чертовки и тянет их, сам управляя ситуацией и процессом в целом.
– Блядь, да… Возьми глубже… Вот так, так… – он сам подавался к ней, моля о большем. – Смотри на меня.
Но изящные ладони упёрлись в его бедра. С характерным звуком его член покинул сладкий плен её рта.
– Кажется, ты забыл, кто сегодня сверху?
Досадно усмехаясь, Комиссаров откинул голову назад, упираясь затылком в хромированную трубу. Вот же плутовка. Он перевёл взгляд на окно, затем на саму стойку и тут заметил ключи, что лежали совсем рядом с ним.
– Нет, нет, малыш, прости. Я помню. Пожалуйста, продолжай.