Текст ухватил себя за хвост
Шрифт:
В жизни всё совсем не так, как в художественной литературе. Это только в художественной литературе – завязка, конфликт, катарсис. Интрига развивается по художественным законам. Иначе просто никто и читать не будет.
А в жизни – будни, повседневность, события происходят редко, время течет медленно, но неотвратимо. У нас тут, конечно жизнь, самая что ни на есть.
Скучная, серая, безрадостная. В смысле редко чего когда происходит. Да лучше бы и не происходило вовсе – всё давным-давно устаканилось, народ угомонился, события
Иначе бы никто его и не включал никогда. Кроме как про погоду узнать. Я вот не включаю. Потому что нечего, у меня вообще нет телевизора. И художественной литературы у меня нет. И газет я не читаю – новости ниоткуда не узнаю.
Потому что не знать новости – оно себе дешевле, в смысле – знать – оно себе дороже. Я просто тупо хожу на работу и тупо делаю своё дело. Правда, я не знаю, какое именно дело я делаю. Теперь уже не знаю.
В смысле то, что я делаю 'в присутствии' никому ни нафик не надо. Даже даром. А уж платить за это, тем более платить мою сегодняшнюю зарплату – это надо дураков поискать. Я не искал. Они меня сами нашли. Но вот в последнее время у меня закралось одно подозрение.
Как бы я прозревать чуть-чуть стал. Раз то, что я делаю 'в присутствии' как бы официально никому ни нафик не надо, значит кому то надо, то, что я делаю неофициально. А неофициально я играю в 'бродилку'.
У нас в неё все играют. Иногда, правда я пью чай или кофе, иногда травлю анекдоты в курилке, но это делают все и во всех местах – это же не значит, что именно за это им платят зарплату.
Даже наоборот – почти везде с этим борются, естественно, с переменным успехом, вернее, вообще безуспешно. Разве что кое-кому кое-где за это зарплату недоплачивают.
Подозревать, что у нас тут какой-то 'союз рыжих' у меня нет оснований, не знаю я за собой ничего такого, что бы могло для кого-то интерес представлять, в смысле моё отсутствие, где бы то ни было никому не интересно, как, впрочем, и моё присутствие. Поэтому бритва Оккама даёт нам бродилку. Квест.
Вообще-то настоящий технарь, только ЭВМ на лампах и машинные коды признает. Потому что остальное от лукавого. Ну еще и от Билла Гейтса с Стивом Джобсом, естественно. Но эти ребята об настоящих технарях совсем не думали, они думали про остальную часть человечества, про тех, которые не настоящие. Потом, правда, и настоящие малость приобщились, но всё равно не признают. Потому что от лукавого.
Настоящие технари в чистом виде попадаются редко, это вымирающий вид, его пора в красную книгу заносить. Поэтому тем приятнее ощущать себя экземпляром из красной книги. Знать, что на тебя никогда лицензию на отстрел не выдадут. Потому что экземпляр.
Я себя точно иногда экземпляром ощущаю, этакой Стеллеровой коровой, которая в природе не сохранилась. Потому что я тоже машинные коды больше люблю, хотя, если честно признаться, муторное это дело.
Зато, когда в машинных кодах чего сделаешь, тогда никакие вирусы не напрягают, потому что вирусу, ему надо прерывание захватить, а кто ж ему прерывание то отдаст, когда в машинных кодах. Тут уже сам всё рулишь, и никакая такая операционка тебе не указ, и даже наоборот, ты ей сам и царь и бог и герой.
Вот каким образом в другой-то области до машинных кодов достучаться, это вопрос. Нет, существуют,
А жизнь то, оказывается, налаживается. Бандиты с горизонта исчезли, как будто и не было никого. Впрочем, какие они бандиты, так, заблудшие души. Но вляпались по крупному, и нас захотели пристегнуть.
Наезд был очень конкретный. Только вот не вышло. Потому что и не могло выйти. Крышу они дают. Кровельщики, понимаешь. Серый волк их теперь крышует. А нам они вообще перпендикулярно. Как те семь красных линий.
Мальчик хочет в Тамбов. Ту-дуду. Я вот никуда не хочу. Ни в Тамбов, ни в Таиланд, ни даже в Турцию. Чего я в Турции забыл? Ничего не забывал, потому что в Турции никогда не был. Значит, и забыть там ничего не мог.
Я вообще забывчивостью не страдаю. Вернее, страдаю, конечно, но редко. И нет у меня традиции хотеть в Турцию. Традиции ходить в баню с друзьями тридцать первого числа у меня тоже нет. Поэтому меня пьяного в самолёт никто никогда и не запихивает.
Нет у меня такой традиции, чтобы меня пьяным в самолет запихивали. Я и пьяным то себя почти не помню, хотя забывчивостью не страдаю. А пьяным я, конечно, бываю, но редко. Потому что традиция бывать редко пьяным у нас в чести. В смысле, она свойственна для нашего менталитета.
Это я потому написал, что мне захотелось исследовать, а что собственно такое, эта традиция. Традиция, это как раз самое то и есть, что повторяется раз за разом с пугающей регулярностью. Потому что если оно не повторится, это уже нарушение традиции, а традицию нарушать нехорошо, даже если это нехорошая традиция. Потому что любое нарушение традиции может означать, что что-то в менталитете поменялось, и ты уже как бы и не такой человечище.
Не матёрый. В смысле не глыба. Это глыба никогда традиций не нарушает, именно потому, что она глыба, иначе бы она глыбой и не была. Я, хотя я вроде и не глыба, и даже не знаю, хорошо оно быть глыбой или нет, традиции тоже стараюсь не нарушать, и поэтому мне хочется думать, что хоть я и не глыба, но, наверное, всё же хоть чуть-чуть да матёрый. Человечище. А это значит, что я уже не мальчик, поэтому в Тамбов мне хотеть не пристало. И в Турцию.
Потому что в Турции, наверное, вопли и пляски. Но я этого не знаю, потому что я в Турции никогда не был. Поэтому я про Турцию ничего и не знаю, кроме того, что в учебнике географии написано и что по телевизору показывают.
Только телевизор я не смотрю, потому что его у меня нет, а то, что написано в учебнике, я уже давно забыл. Потому что учебник я читал очень давно. Но про вопли и пляски я могу догадываться. Потому что вопли и пляски существуют везде, а не только в Турции или в Тамбове вопли и пляски.
NoОпаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты.
Глава 6, в которой опаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты