Тела в Бедламе
Шрифт:
Прошел смутный час или день, и наконец я проснулся с ощущением, что точно знаю, что меня тревожило. Потому что она была рядом.
Она заговорила, и ее прекрасные губы сложились в милую кроткую улыбку. Она приблизилась к кровати, наклонилась и нежно поцеловала меня. Это было чудесно.
Я взял ее за руку и сказал:
— Холли. Холли, дорогая. Иисусе, я так боялся, что тебя убили.
Оглядевшись и убедившись, что в палате больше никого нет, она приподняла свою белую блузку и показала на правом боку, чуть ниже розового лифчика,
Я взглянул на шрамик, перевел глаза на розовый лифчик и прошептал:
— Прекрати это, золотце. Дай мне восстановить силы.
Она рассмеялась и принялась рассказывать:
— Я разговаривала с капитаном Сэмсоном и знаю, что в меня стрелял Кларк. Мне было не так больно, как страшно. Я выскочила из машины и спряталась за твоим отелем.
— Но куда ты делась потом? Полиция проверила все больницы…
Она прервала меня:
— Я долго простояла за отелем, затем поднялась на твой этаж, но не пошла к тебе, потому что была напугана. Ты мне рассказывал про доктора Пола Энсона, живущего по соседству в апартаментах в том же коридоре. Я постучала в его дверь. Он был дома и перевязал меня. Ранение оказалось легким.
Я представил себе доктора Пола Энсона и его похотливые руки, трогающие ее дивную плоть, и проворчал сквозь зубы:
— Пол, случайно, не…
— Замолчи, глупенький. Он лишь сделал мне перевязку и позволил побыть у него. Я сказала ему, что мне надо дождаться тебя, поэтому он не сразу позвонил в полицию. Но в конце концов он заявил, что не может больше ждать, и позвонил. Полицейские сильно удивились.
— Еще бы.
— Ты уже почти поправился, так говорят врачи. Сегодня тебе разрешили целый час принимать посетителей. Как ты себя чувствуешь?
Я ухмыльнулся:
— Уже лучше.
И вправду я чувствовал себя совсем неплохо. Еще бы несколько бифштексов с кровью, и пусть в меня стреляют снова.
Мы тихо разговаривали о вещах, до которых читателю нет никакого дела, когда открылась дверь и вошли — кто бы вы думали? — Вандра Прайс и Гарви Мэйс. Холли шепнула мне:
— Черт, эти мне посетители. Думаю, тут скоро соберется толпа.
Мэйс ввалился в дверь, словно лавина, и я подумал: «О Боже! Если он нокаутировал меня, когда я был здоров, то что же он сделает со мной сейчас?»
Однако он был одна сплошная улыбка. Он раздвинул губы, а его усы встали дыбом, как коричневые колючки.
— Привет, чемпион! — прогудел он, схватил мою бессильную руку и потряс ее.
— Чемпион? — пропищал я.
— Познакомься с моей миссис, — снова прогудел он. Миссис? Значит, они поженились?
Вандра Прайс подошла, улыбаясь. Все улыбались мне. Я ощупал свое лицо — уж не было ли во мне чего-то смешного? Вернее, чего-то более смешного, чем обычно. Но мое лицо было нормальным.
— Спасибо, Шелл, — поблагодарила меня Вандра.
— За что?
— Газеты сообщили, что убийцей был Пол Кларк и что вы разоблачили его. И что вы сожгли…
Она посмотрела на Холли, сидевшую на краешке постели. Видимо, она и не догадывалась, что Холли была тоже замешана в шантаже. Ну не потеха ли? Она, очевидно, не знала, что на картине, так расстроившей ее, было изображено тело Холли.
— Мне казалось, что вы будете сердиться на меня. — Я перевел взгляд с Вандры на Мэйса. — Ну, я имею в виду публикацию в газете фотографии с той картины.
— Да это просто замечательно, — зажурчала Вандра. — Все как сумасшедшие кинулись смотреть «Тень любви». Я стала знаменитостью. — Она откровенно ликовала.
«Знаменитость, черт! — подумал я. — Детка, знаменитым стало вовсе не твое тело». И я взглянул на Холли.
Она сидела с невинным лицом и незаметно подмигнула мне одним глазом. Я едва не расхохотался.
Мэйс хрипло проговорил:
— Пожалуй, я погорячился насчет тебя.
— Забудь, — успокоил я его. — А как вы узнали, что я сжег пленки? — Я посмотрел на Холли: — Когда капитан Сэмсон был здесь?
— Вчера.
— Надо же как летит время.
Сэм, должно быть, дал сообщение в газеты. И тут мои мысли перескочили на картину, воспроизведенную на первой газетной полосе, и я вспомнил о своем намерении заменить ею мою «Амелию». Да-да, я собирался выбросить «Амелию», как изношенные туфли.
Я открыл рот, чтобы спросить, где, к черту, та картина, но Мэйс опередил меня:
— Кстати, Шелл. — Он называл меня уже Шеллом, а не Скоттом. — Ты получишь свои пять тысяч. Все обошлось как нельзя лучше.
Чтобы я отказался от пяти штук?
— Прекрасно, — откликнулся я. — Замечательно. Спасибо. Та картина… я хотел бы…
— Еще одно, Шелл. Поскольку мои парни устроили погром в твоем офисе, я велел привести его в порядок, и он выглядит как прежде. За исключением Фрэнка Харриса. Его не удалось достать. Но я возместил его книгами Генри Миллера.
— Мой офис? — Мои дела явно шли в гору. — Ну, Мэйс, это здорово. Миллер? Он даже лучше, чем Харрис. Насчет той картины…
— Кстати, о моих мальчиках, — продолжал Мэйс. — Датч оставил нас. Несчастный случай со смертельным исходом. Флем в больнице. Им не следовало действовать по своему усмотрению.
— Да уж. Мэйс, давай решим насчет той картины…
Снова открылась дверь. Я не видел, кто вошел, но услышал:
— Привет, папочка! Как поживает моя деточка? — прокричала она и пересекла палату, покачивая бедрами и непрестанно шевеля своими чувственными губами.
За ней следовала Барбара Фон, не столь восторженная, однако улыбающаяся.
Бог мой! Я начал чувствовать себя властителем гарема.
Конни принесла целую охапку роз и бросила их на стул. Не обращая внимания на присутствующих, она подошла к постели, нагнулась и впилась жаркими губами в мои, предприняв еще одну попытку съесть и переварить меня. В конце концов она подняла голову и возвестила: