Телефон

Шрифт:
Кондуктор прокричала Милину остановку, и девочка с неимоверными усилиями выпрыгнула из переполненного в час пик автобуса.
Город стоял в пробках из-за сильного снегопада. Ветер был такой силы, что руки тут же замерзли, и Мила усомнилась, что на улице всего лишь десять градусов мороза. Она захотела посмотреть погоду на «сотке» и засунула озябшую руку в карман. Телефона не было. Пальцы нащупали дыру в кармане пуховика. Вряд ли кто-то в автобусе заметит простенькую «Nokia», ее уже, наверное, раздавили своими ножищами толпа
Телефон этот, был подарок внучке на день рождения, совсем новый, всего два месяца и послужил хозяйке. С красивым сиреневым чехлом в Розовых цветочках и ангелочках, тоже подарок, но уже подружки. И все это случилось в последний учебный день, перед Новым Годом.
Это была беда, и Мила заплакала. Бабушка копила на телефон почти год, с деньгами в семье было тяжело.
Хотя для всех в школе и для соседей, их семья считалась благополучной: Мама на заработках в столице, бабушка, хоть и старенькая, но не инвалид, пенсию получает. Еще у Милы была пенсия за отца, пропавшего на Ямале.
Правда Милину пенсию получала мама. У бабушки не было сил подать на дочь в суд, а нанимать адвоката было хлопотно и дорого.
Летом, когда Мила помогала соседке, на даче, та заплатила ей двумя мешками картошки, и все удивлялась: « Правильно конечно, что не тунеядкой растешь. Но я бы свою внучку пожалела бы».
И действительно жалела, та в выходные приезжала только позагорать, да покупаться на местном озерке.
Не беда, а горе было в том, что Милина мама уехала вовсе не на заработки, а за счастьем в деревню. Счастье свое она запивала водкой, живя у своего пьющего сожителя.
Приехать в город у нее денег не было, иногда она звонила дочери, чтобы что-то выпросить. Мать с ней не разговаривала, в последний раз, когда Милина мама заложила икону, они поссорились.
Это была не просто ссора. Мама в похмельном угаре толкнула бабушку, и та, не удержавшись на слабых ногах, упала, чудом не разбив голову о радиатор отопления. Бабушка вызвала полицейский наряд, но мама, не дожидаясь ареста, ушла из дома.
Мила хотела попросить у бабы Мани денег на поездку к матери, в новогодние каникулы. Сама связала теплые носки , шарф, и шапочку маме в подарок.
Теперь ничего этого не будет, бабушке девочка решила ничего про телефон не говорить.
Баба Маня стояла у кухонного окна и Мила помахала ей рукой, старушка, уже подогрела борщ, и пюре картофельное было такое воздушное, какое умела делать только бабушка.
– Что буранит, и мороз, Мила? Вон нос красный и щеки жаром горят.
– Угу.
– Что в школе? Вызывали к доске?
– Нет, баб, я же тебе рассказывала у нас тестирование каждую неделю. У меня все нормально.
– Ну, иди нитку мне вдень в машинное ушко, наволочки решила обновить, а в очках уже не вижу.
Стучала швейная машинка, Мила позвонила подруге Насте, та охала, ахала, узнав
Среди ночи Милу поднял телефонный звонок. Звонила мама.
– Милка, что трубку не берешь?
– Телефон сломался.
– Я чего звоню, доча, ты бы пуховик мой привезла, тот синенький, уж больно холодно, уголь мы не купили, а дрова - то много тепла не дают. Да бабке скажи, пусть что-нибудь продаст, да валенки мне купит, говорю же холодно. Да не ори, дочь не слышу,- отвлеклась мать.
В трубке кто-то ругался матом, потом пошли гудки.
Мила помнила мамин пуховик. Часто укрывалась им, когда простывала, и от температуры ломило все тело. Он пах мамиными духами, теми, из хорошей прошлой жизни, когда мама еще работала в столовой, была молодой и веселой. Потом все чаще приходила навеселе, потом ее уволили, и она, встретив бывшего жениха, уехала с ним в деревню.
До Нового Года оставалось всего три дня, а где взять денег Мила так и не придумала.
– Говорят нищим, подают у церкви особенно.
– А вдруг знакомые, стыдно.
– А чего стыдно, – убеждала подруга.- А ты в другой район езжай, там точно никого знакомых не встретишь.
И девочка решилась: надела мамину куртку, подвязалась бабушкиной шалью и поехала на другой конец города. Старая церквушка на окраине, где Милу, если верить маме, крестили. Бабушка ,хоть и крещенная считала себя атеисткой ,и в церковь ходила только поставить свечи, за здравие или помин души близких.
Мила увидела у ворот огромную толстую женщину, та сидела на лавке у самого церковного забора. Рядом сидел на низкой скамеечке с колесиками, безногий дед.
Девочка подошла и несмело встала рядом.
– Смотри, Серафимыч, новенькая.
– Чего личину прячешь? Первый раз подаяние просишь?
– А чего тут стыдного, честные деньги. Ты вот постой на морозе целый день, так и узнаешь.
Мороз действительно пробирал до косточек, Мила пожалела, что не надела валенки, в них даже без теплого носка, и то было бы теплее.
Прихожан, отстоявших утреннюю службу, было немного, день был не праздничный, пост. Денег дали только инвалиду.
Видно подали неплохо, дед тут же покатился в ночной магазинчик.
– Все, по домам надо. У тебя нос белый, ты хоть три иногда, а то без носа останешься. Я вот пальцы в прошлую зиму потеряла на левой руке.- Толстуха сняла варежку, и показала искалеченную руку. Мила отшатнулась, рука была грязно серого цвета.
– Чего, испугалась, печку топлю, а ты подумала больная, да?
Мила, наконец, осмелилась поднять лицо, и взглянуть новой знакомой в глаза.
– Да, ты же дите совсем! И не нашенская, я наших всех знаю, приблудная. Где родители, померли?- начала было побирушка, но девчонка на негнущихся ножках побежала, к автобусной остановке.