Телефункен ремикс

Аттаназио А. А.

— Но если твой дубль не поменяется с тобой местами или попадет сюда без обола, как мы, Три-Сьерра, поможем Най'е? На Земи мы бессильны, и у нас нет способа вернуть обол.

Их гипнотические голоса безмолвны.

— Мы дали тебе исчерпывающие инструкции. Ты не должен был брать с собой ничего, помимо одежды на теле.

Легкий ветер полнится ароматами великого леса. Ноэль вдыхает пряный запах сосновой смолы и не успевает открыть рот, как Най'а произносит:

— Я уже говорила. Это я в последний момент навязала ему обол. Не хотела жить, если он не вернется,

если в ваши расчеты вкралась ошибка.

Ноэль ждет ответа. Но слышит лишь стук своего сердца. Рубиновые огни скользят за деревьями. На фоне изукрашенного драгоценностями мира тенями движутся управляющие, держат совет. Журчат голоса.

— Если твой двойник попадет сюда, пусть принесет обол, или не пройдет нескольких дней, как Най'а примет сокровенную радость. А без нее твой двойник лишится храмицы. Тогда Три-Сьерре придется создавать ему особые условия. Нам не нужны лишние хлопоты.

По пути назад к древомильцам под долгими и пурпурными вечерними тенями Ноэль признается:

— Он не тот, на кого я рассчитывал.

— Ты имеешь в виду дубля?

Ноэль рассеянно смотрит на ковер еловых иголок и случайно подобравшиеся к тропинке грибы.

— Он выглядит как я, но он не я.

— Конечно, он не ты.

В неверном свете звезд, ведь луна еще не взошла, Най'а останавливается, волнистые волосы ложатся ей на плечи, и в глубине ее зрачков клубится чернота.

— Он живет на Земи, Ноэль. Чего ты ждал?

— Я думал… Ну, я думал, что лучше знаю его. — Он поднимает изумленный взгляд и видит лицо, печаль которого вот-вот выплеснется через край, словно вода из ведра. — Он не узнал меня. Я для него был лишь призраком. А теперь я понимаю, что и для меня он не более чем призрак. Весь их мир, Най'а, лишь обернувшийся кошмаром сон.

— Что ты собираешься делать?

— Отправлюсь туда, как и планировал. — Решительным шагом он направляется к древомильцам. — Теперь другого выхода нет. Я разыщу твой обол.

— Ты? — Крепко взяв его за локоть, она всматривается в него напряженно, старается обуздать надежду. — Ты вернешься? Ко мне?

Удивление в ее голосе чуть умеряет его разочарование.

— Ты была права, Най'а. Тебе он не понравится. Прости… прости, что я увлекся этой безумной затеей. Я найду обол и непременно вернусь.

— Если тот, другой, его не потерял, — шепчет Най'а.

— Я найду его, — шепчет в ответ Ноэль.

Держась за руки, они неспешно покидают лес и оказываются на краю озера, расчерченного тенями стволов, словно зебра. Они садятся на сланцевый уступ над галечным пляжиком, и Ноэль погружает лицо в ее волосы, вдыхает глубоко, вбирает в себя запах ее естества, который намерен взять с собой.

— Мы всегда будем вместе, — заверяет она, — даже если ты не вернешься.

— Вернусь.

— Эта уверенность останется здесь, в Занебесной. — Проникший в щель среди облаков лунный луч ложится им под ноги кинжалом. — На Земи нет уверенности ни в чем, Ноэль. Ни в чем, помимо гибели.

Шифрованный циферблат часов

Солнечный свет золотой пудрой

сыпался меж ветвей. Сидя на спинке парковой скамейки, подтянув на сиденье ноги в кедах, Леон рассматривал кусочек нефрита, который выпал вчера у его двойника. Меньше четвертака, больше никеля, тоньше десятицентовика и на ощупь такой, словно его из морозилки вынули. Сколько ни сжимай кругляшок в ладони, сколько ни выставляй на солнце, все равно остается прохладным. На обеих полированных сторонах по девять точек: «………» — и ничего больше.

— А вот Причастие! — забормотал он на манер зазывалы, когда мимо прошаркал потенциальный покупатель. — Меловая Пыль. Смоляной Ангел. Причастие.

Подошел Черепаха, при пожатии сунул ему в ладонь наличку, а заодно незаметно забрал кодированную цветом промокашку, чтобы в дальнем конце парка обменять на их долю. Скучища, временная работенка, когда нет ни шанса сбыть товар на сторону или стырить наличку. Но ему нравилось сидеть в парке: зашибаешь достаточно, чтобы еще через четыре месяца завести собственную базу и выйти на опт. Обычно мозги его так и вибрировали в предвкушении сногсшибательных перспектив. Но не сегодня. Нефритик успокаивал.

— Кому Причастие? Меловую Пыль? Смоляного Ангела?

— Что это у тебя, Леон? — мягкий голос, перекатывавший слова, как черничины, принадлежал единственно важному для него человеку на свете. — Дай посмотреть.

Не оборачиваясь, он поднял зеленый кружочек, и аккуратные ноготки фиалкового цвета ловко выхватили его. И тут же последовал краткий вдох удивления. Он криво улыбнулся солнечной лужайке.

— Холодный, да?

— Как лед. — Она скользнула на скамейку, устроилась у него между ногами. В огромных солнечных очках, длинной черной блузе, блестящих брючках в обтяжку и зашнурованных ленточками сандалиях до колен она казалась тоненькой, как тень в полдень. — Что это?

— Откуда мне знать?

Он рассказал, как ночью под мостом утащил нефритик у своего близнеца.

Отблески камня мелькали отражениями в очках девушки, пока она вертела кружочек в пальцах.

— Ты под кайфом был?!

— Ха!

Собрав стриженые волосы подруги в кулак, он легонько встряхнул ее голову.

— Честное слово?

— Зуб даю. Как свое отражение увидел. Только с длинными волосами. — Он уставился в послеполуденные тени на мозаичной дорожке, точно пытался решить геометрическую задачку. — Как, по-твоему, кто он?

Снова пришел Черепаха, и во время передачи Тейма вложила монетку меж губ в персиковой помаде. Холодок обжег ей зубы, и боль зазвенела у нее в душе горестным пониманием, что она сидит на этой парковой скамейке, где за деньги можно купить самое отчаянное счастье на планете — а сама она этого счастья не хочет. Живо вспомнились обкуренная грусть матери и неоплаканное одиночество сестры, уставшей от всего, кроме синего дыма в стеклянной трубке кальяна. Она выплюнула нефритик.

— Эй!

Леон перемахнул через нее по-лягушачьи, едва не сбил с ног Черепаху и одним прыжком догнал катящуюся меж трещин и окурков монету.