Телегония, или Эффект первого самца
Шрифт:
– Вадим, за что? – с трудом выдавила я.
– Вадим? О, нет, – короткий смешок выдал его напряжение, – это имя я позаимствовал лишь на время. Не Вадим. Стас.
Глава 41
Я сидела в углу комнаты на полу и тупо смотрела, как Вадим – нет, Стас – связывает не подающего признаков жизни Платона. Что делать? Схватить со стола стеклянную вазу и попытаться напасть на него? Ничего не выйдет, он легко отберет у меня хрупкое оружие. Физкультура никогда не была моим любимым предметом, я отлынивала от нее и пользовалась любым поводом, чтобы получить освобождение. Мне не справиться с тренированным мужиком.
– Он жив? – не узнавая своего голоса, спросила я.
– Жив, что ему сделается. Я бы это дерьмо добил бы на хрен, – не оборачиваясь, злобно буркнул Стас. – Все время под ногами путался, всю кровь мне выпил. Да папаша уверяет, что он нам еще пригодится.
Он пнул неподвижно лежащего связанного Платона ногой, завязал свободный конец веревки вокруг массивного чугунного радиатора и посмотрел мне в глаза:
– А ведь пригодится, верно ведь, Вероника? Ты ж не оставишь любовничка подыхать? А тем более не допустишь, чтобы его сварили заживо?
Я в ужасе смотрела на красивое лицо, искаженное злобной судорогой.
– Вадим… Стас… за что ты так его ненавидишь? Или меня? – сдавленным голосом спросила я.
– Тебя, Вероничка, тебя, – гнусаво передразнил он. – Всех вас, суки, ненавижу. Все вы готовы по первому знаку ноги раздвинуть да потом еще любую гнусь по приказу мужика сделать.
– Какую же гнусь я сделала? – Мне казалось, что я вижу страшный сон.
– А что, ты лучше других? – зло усмехнулся он. – Скажешь, не изменяла мужу вот с этим?
– Муж меня бросил, – понимая, что ничего не докажу маньяку, прошептала я. – Я никогда ему раньше не изменяла.
– Пой, пташечка. – Стас горько усмехнулся. – Уж если моя мать… Ладно, проехали.
С явным усилием он стер кривую улыбку с лица, сел в кресло рядом с моей сумкой и серьезно посмотрел на меня.
– В общем, так, дорогая, – почти спокойно сказал он. – Этому идиоту мы оставим жизнь. Подчеркиваю – пока. Если ты будешь хорошей девочкой, покладистой. Нет – поджарим его на медленном огне на твоих глазах. Или распотрошим на органы. – Он состроил кровожадную ухмылку. – Без наркоза. Ты меня поняла?
Я быстро закивала головой. С сумасшедшим лучше не спорить. Но надо понять, что ему от меня понадобилось. Это может спасти жизнь и мне, и Платону. Думай, Вероника, думай! Твое время истекает. У тебя осталась последняя попытка.
– Но зачем я тебе нужна? Что я должна буду сделать?
– Скоро узнаешь, – отрезал он. – Для этого я и привез тебя сюда.
– Стас, но как же… тебя же прислал Интерпол!
– Интерпол прислал Вадима Морозова. – Теперь его улыбка стала самодовольной. – Дурочка, ты ни разу даже не задумалась, зачем на перроне устроили перестрелку?
– Я думала, стреляли в меня. – В этот же момент я поняла всю глупость подобных мыслей.
Стас немедленно это подтвердил:
– Зачем кому-то в тебя стрелять на перроне, в темноте? Хотели бы убить – давно бы подстрелили среди бела дня или взорвали бы на хрен вашу машину. Возможностей было навалом. Стоило ради тебя целый спектакль устраивать.
– Зачем же тогда? – Но я уже знала ответ.
– Это был отвлекающий маневр, – снисходительно пояснил Стас. Теперь он говорил тоном учителя, объясняющего ученику-дебилу таблицу умножения. –
– А настоящего Вадима Морозова ты убил?
– А что с ним было делать? – пожал плечами Стас. – Ради этого и нужен был весь спектакль с перестрелкой. Настоящего Морозова в городе не должен был увидеть никто. Из Москвы мы с ним ехали в одном вагоне, в коридоре разговорились, затем перебрались в одно купе, хлопнули по сто грамм. Можно сказать, подружились. Вместе вышли на перрон, встречающих, как ты понимаешь, уже не было, они за бандитами гонялись. Незаметный укол сзади шилом в сердце – и можно уносить. А я взял его чемодан и пошел на станцию. Ох и удивился же я, увидев там вместо трусливо жмущегося к стенке мента – тебя!
Теперь он говорил легко и почти беззаботно, и вновь был тем красивым и чуть легкомысленным парнем, которого я видела раньше. Но я отлично помнила перекошенное судорогой лицо и понимала, что ждать от него пощады не приходится.
– А документы? У тебя же удостоверение было!
– Разумеется, я приехал уже с документами, – удивился моей тупости Стас. – Как же иначе? Мы заранее знали, что приедет человек из Интерпола. Знали и имя, и звание, и номер вагона. Была возможность подготовиться.
– А зачем ты похитил Тамару? – внезапно вспомнила я. – Ты ей так понравился…
– Ты на жалость будешь давить? – казалось, он даже развеселился. – Мало ли кому я нравлюсь! Эти сучки только и ждут, чтоб я свистнул, и тут же в койку кидаются. А Тамара… Да на фиг она мне была нужна? Но ты ее приговорила, дорогая моя. Тем самым интервью. Ничего личного, как говорится. А тебе, дура, зачем понадобилось болтать про наследниц и девушку, которая навещала старого лягушатника-пердуна? Я не мог допустить, чтобы твое интервью появилось в прессе. Эта девушка на самом деле – единственный свидетель, оставшийся в живых. Ее давно надо было убрать, моя недоработка, каюсь. Я боялся, что после интервью она побежит в редакцию газеты, но она приехала сюда. Хорошо, что мой отец предусмотрел такой поворот событий и велел мне на день исчезнуть из городка, пока ее не поймают. А то увидит нашу троицу, да как кинется тебе на шею с криком: «Вот он, гад, держите его!» Самое смешное, что так чуть и не произошло. Я появился возле гостиницы только вечером и сразу наткнулся на нее. Хорошо, что я был один… Правда, она опять сбежала и ухитрилась тебе позвонить… – Он перевел дыхание и небрежно добавил: – Ничего, ты все равно уже ничего никому не расскажешь, а она пусть еще немного побегает. Лучше тут, чем в Москве, тут ее легче поймать.
Мне показалось, что, несмотря на браваду, он сильно взволнован. Интересно чем? Тем, что Алена еще не поймана? Или пожалел Тамару?
– Кстати, а как получилось, что интервью все же было напечатано? – небрежным тоном спросил Стас. – Тамара не подходила к пресс-центру, я знаю точно.
– Она отдала карту памяти своей коллеге, Маше. В дамской уборной, – тихо ответила я, про себя радуясь, что Маша уже покинула С-к.
Красивое лицо Стаса на миг снова исказилось судорогой, но он мгновенно взял себя в руки: