Телеграмма Берия

Троицкая Валерия Алексеевна

В Белграде мы участвовали в работе международного симпозиума по солнечно-земным связям, во время которого был создан внутрисоюзный комитет по солнечно-земной физике — предшественник современного Научного Комитета STP (SCOSTEP). Этот комитет разработал несколько совместных программ, таких как IMS (International Magnetospheric Study), Международная Программа по Исследованию Магнитосферы и STEP (Solar-Terrestrial Energy Program), Программа по Солнечно-Земной Энергии. Я координировал эти программы и благодаря этому много раз посещал Советский Союз. В общем, МГГ привёл к реорганизации нескольких ICSU-союзов и их ассоциаций и к созданию в 1959 году COSPAR как постоянного комитета по изучению космоса в рамках ICSU. МГГ также служил моделью для более поздних международных программ по научному сотрудничеству, таких, как Международная Программа Спокойного Солнца (IQSY), Международная Программа Геосфера-Биосфера (IGBP), Международная Программа по Изучению Солнца (IHS), Третий Полярный Год и т. д.

Международные Научные Организации

Стремительное развитие космических исследований создало болезненную дилемму для таких организаций, как IAGA (Международная Ассоциация по Геомагнетизму и Аэрономии), URSI (Международный

Радио-Технический Союз) и LAU (Международный Астрономический Союз), все они были заинтересованы в исследованиях в областях ниже нейтральной атмосферы. Эти организации должны были реформировать свою внутреннюю структуру с тем, чтобы лучшим образом согласовать новые направления исследований, новую технику, сложные и дорогие спутниковые программы и, кроме того, международное сотрудничество и обмен данными. Ещё более трудным являлось то, что эти конкурирующие организации, кроме взаимодействия друг с другом, должны координировать свою деятельность с новыми межсоюзными комитетами, такими, как COSPAR и SCOSTEP, с тем, чтобы действовать с минимальным перекрытием. Проблема заключалась в том, что в шестидесятых годах власть во многих традиционных союзах находилась в руках реакционеров, пожилых учёных, которые всячески сопротивлялись передаче власти молодому поколению, менее опытному в дипломатии, но более осведомлённому в современных научных достижениях. Валерия, специалист в наземных наблюдениях, интересующаяся космическими исследованиями, и я, специалист в космических исследованиях с интересами в области наземных наблюдений, являлись хорошей командой для того, чтобы начать революцию. Действительно, это было нашей главной задачей в течение почти 30 лет рабочего сотрудничества. (Многим может показаться странным, что мы никогда не проводили совместного научного исследования — наши области изучения внешней оболочки Земли были различны: Валерия занималась волновыми процессами, а я — космическими частицами, Валерия была экспериментатором, а я теоретиком!)

Реально, с течением времени наша реформаторская деятельность стала тройным союзом при участии Кифа Коула, будущего второго мужа Валерии. Мы последовательно стали президентами IAGA (Троицкая-Рёдерер-Коул между 1971 и 1983).

Киф и я были президентами SCOSTEP (Рёдерер-Коул между 1979 и 1987), а Валерия и я участвовали в планировании и организации на ранней стадии IGBP (с 1982 по 1995). Нашими главными задачами в этой чисто организационной деятельности было:

1) лучшим образом приспособить эти организации и их программы к современным научным исследованиям и сделать их более привлекательными для молодых учёных,

2) помочь этим организациям в преодолении политических барьеров, особенно во время холодной войны и

3) помочь им в обеспечении потребностей развивающихся стран.

Реорганизация IAGA прошла в 1973 году сравнительно гладко, но не без сильной и временами резкой оппозиции со стороны магнитологов, занимающихся твёрдой землёй, и физиков верхней атмосферы, которые в прежние времена руководили ассоциацией. В это время Валерия была Президентом, а я был одним из Вице-Президентов IAGA и, поскольку, живя на западе, я имел лучшие возможности для коммуникаций, она попросила меня руководить работой по планированию реорганизации. В 1973 году во время ассамблеи в Киото, в Японии, после горячих дебатов была принята новая структура ассоциации. Валерия председательствовала, но, поскольку она жила в СССР, то была совершенно незнакома с «Roberts’ Rules of Order», которым должна была следовать ассоциация. Поскольку наиболее шумными оппонентами реформирования IAGA были британские учёные (включая нашего генерального секретаря), которые знали эти правила слишком хорошо, Валерия должна была полагаться на меня, постоянно шептавшего ей, что сказать, кому дать слово, как прервать дискуссию, когда попросить секунды («Что такое секунды?» — испуганно спрашивала она меня в начале дебатов).

Другой важный международный проект, в котором Валерия и я работали в унисон, был создан намного позже, и относился к Международной программе Геосфера-Биосфера на её ранней стадии (1984–1994). По контрасту с реорганизацией IAGA наше участие в этом проекте закончилось печальным поражением для нас и многих разделяющих наши взгляды коллег. Международная программа Геосфера-Биосфера изначально была предложена в летней школе Американской Академии наук. Поскольку её иностранный секретарь Томас Малоне оказался в госпитале с диагнозом аневризма головного мозга, президент Академии Наук Франк Пресс дал мне задание представить официальный проект программы на заседании генерального комитета ICSU на митинге в Варшаве. В Варшаве проект был принят, и затем в 1984 году состоялся крупный симпозиум в Оттаве, организованный Томасом Малоне и мною. Учитывая междисциплинарный масштаб этого проекта, создалась почва для самой большой совместной программы, когда-либо организованной ICSU. Её главной целью в то время являлось получение по-настоящему глубокого, количественного понимания того, как работает планета Земля, информации о функциях и взаимодействии между её частями, а также информации о главных геофизических и биогеохимических циклах, которые приводят её в движение. Проект для IGBP был одобрен ICSU на Генеральной Ассамблее в Берне в 1986 году, и для разработки деталей был создан планирующий комитет, поддерживаемый четырьмя рабочими группами. Валерия и я руководили одной из рабочих групп, имеющей дело с верхней атмосферой и околокосмической средой, эта рабочая группа заседала в Москве в 1986 году под её руководством.

И тогда началась «священная война», которая продолжается до сих пор в форме высоко политизированных дебатов о «Глобальном Потеплении» между так называемыми «верующими» и «скептиками». Однако в то время проблема формулировалась следующим образом: (а) должна ли IGBP способствовать увеличению наших знаний о процессах в Земле и её экологии или (б) она должна быть мотивирована сугубо социо-экономическими и антропогенными факторами и способствовать прогнозу глобальных изменений. Фронтальная атака была организована некоторыми известными метеорологами, включая самого председателя планирующего комитета (Bert Bolin), который позже стал первым председателем Международной

группы по изменению климата (IPCC) в пользу второй альтернативы (б). Они приводили аргументы в пользу того, что, что изменчивый характер солнечной активности, а также процессов в верхней атмосфере и литосфере энергетически пренебрежимо малы по сравнению с тем, что они считали наиболее важным: среда обитания человека. Наш аргумент в пользу первой альтернативы состоял в том, что inter alia (в числе прочего) в такой высоко нелинейной и чрезвычайно взаимосвязанной системе, какой является биосфера-геосфера, нельзя пренебрегать возмущениями только потому, что они «малы». Атака со стороны метеорологов была достаточно неприятной и персональной; несмотря на это, Валерия и я подключили некоторые относящиеся к делу Союзы межсоюзные комитеты, такие, как IUGG, COSPAR and SCOSTEP, к дискуссии, которые одобрили аргументы, поддерживающие альтернативу (а) — но это не имело особого эффекта.

Вскоре после 1986 года тематики по изменчивости солнца, магнитосферы и верхней атмосферы были изъяты из IGBP как не относящиеся к делу (и наша рабочая группа была расформирована). Несмотря на это, Валерия была назначена Советским представителем в Генеральном Комитете IGBP и доблестно продолжала в течение нескольких лет защищать точки зрения о «Глобальной Земле» и «Интеллектуальном вызове» в противовес превалирующей позиции о «среде обитания человека» и «социальной экономике». Валерия была глубоко расстроена таким развитием событий, но в это время в её жизни произошло важное событие. Через офис вице-президента Американской Академии Наук (Герберта Фридмана), который в течение 20 лет был президентом (IUCSTP/SCOSTEP!), она была приглашена в Палату Представителей Комитета по Науке и Технике Американского Конгресса для того, чтобы сделать сообщение о научном сотрудничестве между США и СССР в рамках IGBP. Такое приглашение была беспрецедентным — и являлось ещё одним знаком того, что во время правления Горбачёва холодная война подходила к концу. Ей потребовалось только два дня для того, чтобы получить разрешение на эту поездку с советской стороны и американскую визу. Валерия сказала мне: «Когда КГБ и ЦРУ хотят, они могут работать вместе очень хорошо!» (как большинство советских людей в то время, она полагала, что ЦРУ и Государственный Департамент работают рука об руку). Её выступление прошло очень хорошо, об этом даже было сообщение в газете Washington Post. Однако позже она сказала мне, что работники советского посольства, присутствовавшие на её выступлении, окаменели, когда осознали, как много она знает об американском научном сообществе и как энергично она ходатайствовала о более существенной государственной поддержке для американских учёных.

Американец в Москве

Теперь будет важно более детально объяснить читателю причины, по которым я посещал Советский Союз (Россию) так много раз, особенно между 1970 и 2003 годами, двадцать раз, включая несколько поездок в Иркутск, Апатиты, Мурманск и Тбилиси. Таким образом я провел большое количество времени — более 50 недель моей жизни — один год — в России. Как я уже писал, большинство этих поездок были связаны с международными программами по физике магнитосферы, где я был или председателем или координатором, затем возник IGBP и, наконец, Президент Рейган назначил меня председателем американской комиссии по исследованию Арктики. Три моих визита состоялись по приглашению Советской (Российской) Академии наук. Я принимал участие в праздновании тридцатилетия со дня запуска человека в космос (Звёздный городок, 1991), обсуждении возможного влияния геомагнитных возмущений на живые организмы (Москва, 1994) и посещал симпозиум, посвящённый памяти Николая Пушкова, основателя и первого директора Института Земного Магнетизма и Распространения Радиоволн, ИЗМИРАН (Троицк, 2003). Конечно, я также принимал участие в международных конференциях и симпозиумах. Например, в 1970 году в Ленинграде в конференции COSPAR, в 1971 году в генеральной ассамблее IUGG в Москве и в 1972 году в Исполнительном Комитете IAGA, который проходил в Борке (Ярославская область), и во время плавания на корабле «Академик Топчиев» Академии Наук по Волге.

В большинстве моих поездок Валерия была главной принимающей стороной, ментором, организатором, туристическим гидом, защитником, покровителем и более всего дорогим другом. Конечно, в течение многих лет другие коллеги также стали моими личными друзьями.

Я не ставлю перед собой задачу хронологически рассказать о моих встречах с Валерией, о моих впечатлениях о Советском Союзе, о нашем научном сотрудничестве. Скорее, как обещано в названии, мне хотелось рассмотреть соответствующие факторы, которые играли важную роль в развитии научного сотрудничества между Востоком и Западом во время холодной войны. Поскольку я не являюсь экспертом в геополитике, это будет очень субъективный рассказ, основанный исключительно на личном опыте. В течение многих лет я делился своими впечатлениями с Валерией, и она находила их достаточно объективными. Вначале мне хотелось бы подчеркнуть, что моё преимущество в достаточно глубоком понимании того, что происходило в СССР, особенно в научном сообществе, заключалось в том, что в течении нескольких десятилетий я активно участвовал в совместных научных программах. Моё участие происходило во времена правлений Хрущёва и Брежнева, а также в короткий переходный период правления Андропова и Черненко, к эре Горбачёва и во время последующей реорганизации в неоперившуюся демократию.

Очень важно отметить, что в то время информация о Советском Союзе, которую мы получали на западе, носила явно необъективный характер. Например, истории, рассказанные эмигрантами и перебежчиками, отражали их собственный, зачастую горький опыт, информация, полученная внешней разведкой, была необъективна, потому что заранее давала ответы на вопросы, сформулированные «кабинетными» стратегами. Туристы были пристрастны, благодаря своему наивному способу оценивать всё, исходя из своего собственного, часто ограниченного интеллектуального опыта. Информация, собранная дипломатами, журналистами и бизнесменами, была часто неполной из-за серьёзных ограничений передвижения по стране. Справедливо сказать, что иностранные ученые, вовлечённые в совместные программы с советскими коллегами, имели гораздо больше возможностей получить более точную картину важнейших факторов, влияющих на жизнь в Советском Союзе.