Тельняшка математика
Шрифт:
Следующим вечером Герка был занят в машине, потом на стоянке оказалась еще одна «наколка» старпома, потом «не варила башка», потом… В общем, так ни разу дело и не дошло до контрольных. Когда я упрекал за это Герку, он с удивительной легкостью находил отговорки. Как-то просто сказал:
– А, не всем же быть инженерами! Я зато механик во какой! – и он выставил вверх большой палец.
Это была правда. Даже при каждодневных загулах Герка не забывал что-то подмазать в машине, где-то подтянуть гайки, где-то отпустить. Когда на вахту вставали капитан со стармехом, Халин валился спать, а Герка тут
– Но ведь ты зачем-то поступал в институт, зачем-то дотянул до третьего курса?
– А! – махнул рукой Герка. – Дотянул, оттянул. И так проживем. Весело надо жить – вот главное.
Между тем Геркин чемодан с каждым днем пустел. В каком-то сельце уже на Северной Двине я заметил, что он, уходя на берег, неловко прятал под рубаху тот самый толстый свитер, который я отдал ему в Угличе. Приключения их тоже приобретали все более острый характер. Поначалу Герка пьянел медленнее старпома и потому, как правило, выручал Халина из неприятностей. Но постепенно его организм проспиртовывался все сильнее. И к концу речного перегона они уже отключались синхронно. От этого пошли всякие добавочные эффекты: то оба они переночевали в канаве, то ввязались в драку и явились с изрядно попорченными физиономиями, то, возвращаясь на судно, свалились с пирса в воду и вряд ли бы выбрались, если б с флагмана их не заметили и не бросили два спасательных круга. Эта история получила огласку, и Халина вызвал к себе караванный капитан. Вернувшись, старпом пробурчал встревоженному Герке:
– Как в Китае. Сто сорок восьмое серьезное предупреждение. Грозит: если еще одна «коза» – рапорт по начальству и гон. Очень я испугался! Будто не знаю, сколько судов принято. У них сотни штурманов сейчас не хватает. Жди – выгонят до конца перегона.
На меня старпом смотрел волком. И чем больше я преуспевал в матросской работе, тем больше он зверел. Я его тоже ненавидел – особенно за Герку. И не скрывал своей ненависти, но выразить ее мог только взглядом или злой репликой. Старпом же старался найти иные способы. Сперва понемногу, а потом все въедливее он стал придираться ко мне. Методы у него были простые – те, которыми издавна пользовались армейские фельдфебели: здесь грязь, тут не убрано. Но со мной они не очень-то проходили. Тщательно выдраить палубу я считал для себя делом чести. Концы тоже были всегда аккуратно сложены. А внутренние помещения убирала радистка, за что получала, вдобавок к зарплате, полставки матроса. В общем, я быстро освоил все нехитрые свои обязанности. И придираться старпому становилось все трудней.
Тогда он весь пыл сосредоточил на гальюне. Халин был уверен, что приборку гальюна я воспринимаю как нечто унизительное, и тут-то он меня допечет. Но я дома, когда мать бывала занята, сам убирал квартиру, и выдраить унитаз было для меня столь же обычным делом, как и натереть пол. А на судне, кроме резиновых перчаток, квача и тряпок, в мое вооружение входил шланг, напор воды в котором был столь зверским, что расправиться с любой грязью ничего не стоило. Словом, наш мужской гальюн постоянно сиял.
Однако, видимо, в мозгу старпома никак не укладывалось, что с помощью гальюна нельзя унизить человека. Потому он заметил мне как-то,
– Выдрай! – велел он. – Каждый сантиметр! Чтоб ни кусочка не осталось.
– Инструмента нет, – спокойно возразил я.
– Я тебе найду инструмент! – прошипел старпом. – А солярки Герка даст. Ты мне выдраишь палубу в гальюне!
Освободившись с вахты, он спать не пошел – облазил все судно и в конце концов отыскал где-то железку с острым краем – нечто вроде скребка. А Герка, немного смущаясь, вручил мне банку солярки.
– Такова матросская участь! – сказал он. – Швабра, кранцы, кнехты, трос – вот что должен знать матрос.
Если б забота о чистоте кафеля не имела умысла, я бы и этот приказ выполнил. Но намерения старпома были ясны. И я твердо решил, что краска и цемент так и останутся на гальюнной палубе. Дня три я просто не притрагивался к скребку и солярке. Обнаружив это, старпом потребовал отчета, почему не выполняется приказ. В самой мирной и непринужденной манере, даже с улыбочкой я сказал:
– Да все некогда.
– Что? – Старпом задохнулся от ярости. – То есть как это некогда?
Я так же спокойно напомнил ему, что часов по семь отстаиваю на руле, драю палубу и прочее. И закончил прямо-таки доверительным тоном:
– Вот так, понимаешь, целый день. До кафеля просто руки не доходят.
– А мне плевать! – гаркнул старпом. – Хоть всю ночь чисть. Но утром чтоб был порядок.
Я почти нежно сообщил, что этой ночью несу охранную вахту, и потому до пяти утра буду единственным бодрствующим на нашем «омике» и флагманском.
– Ответственность большая, – сказал я. – Нельзя отвлекаться.
– Хватит дискуссий! – отрезал старпом. – Ночью займись. Не будешь кемарить в верхнем салоне. Сделаешь дело.
Он был уверен, что победа осталась за ним, но пока мы спорили, я уже придумал, как обернуть против старпома его же приказ. Потому я немедленно согласился. С ангельской кротостью я сказал:
– Хорошо, раз ты настаиваешь, будет исполнено.
– То-то же! – раздельно произнес старпом. – Здесь тебе флот, а не симпозиум какой-нибудь.
Я и это замечание проглотил, вроде бы безответно, даже кивнул в знак согласия.
На ночь наш «омик» пришвартовался к какому-то заваленному хламом пирсу.
Около трех ночи с берега раздалась похабная песня, и на берег выкатились Халин и Герка. Оба едва держались на ногах. И все же в мозгу старпома его приказ, видимо, засел крепко, ибо он спросил меня заплетающимся языком:
– Гальюн вычистил?
Я поспешил успокоить Халина в его же манере:
– К утру все будет о’кей.
– Смотри! – погрозил он мне пальцем.
Целый час я выжидал. И только когда из каюты старпома перестало доноситься бормотание и раздался богатырский храп, я взялся за дело. Впрочем, чистить пол, как говорилось, не входило в мои намерения. Я просто стал водить скребком по кафелю. Скребок, скользя по кафелю, превратил «омик» в набат. Не прошло и двух минут, как, зябко кутая в халат огромное тело, предстала передо мной повариха.
– Сказився, что ли? – испуганно завизжала она.
– А что, спать мешает? – посочувствовал я.