Тельняшка жизни

Красильников Виктор

Западня

Бабушек, дедушек любят по-особенному. Отчасти потому, что стоят у представляемых истоков нашей жизни. Все они отмечены добрым словом. Благодарные счастливцы наведываются в гости.

Я тоже хожу, но на кладбища. На Вологодском – папины родители, на Быковском – мамы. На ближнем, первом, от розового мрамора купца Брандта сверну направо. У оградки учительницы Зои Васильевны постесняюсь того, каким ей помнился. Ещё шагов шесть. Где-то они рядом. Скромные кресты не сохранились. Как прикажете обижаться?

Ведь это приют только c кажущимися свободными номерами.

Окликну тихонечко по именам и отчествам, о чём-нибудь посетую. Помолюсь за упокой душ. С приличной медлительностью отчалю.

Теперь одного моряка проведать надо. Взявшись за калиточку, разволнуюсь:

– Здравствуй, Серёжа. Это я – Виктор. Мы с тобой на одном судне были.

И долго после молчу…

Стоянка в родном порту полна впечатлений, перебить которые трудно. Всё же случилось. На вахту заявился – новенький в каюте. Рослый, без преувеличения – красивый, с подкупающей улыбкой. Руку протянул характерно, как сводят знакомство в ресторанах, показывая широту натуры. Парни такие на прежнем флоте наблюдались. Теперь подобные бьются за успех на берегу. Ну а тогда романтика, допуск к шмоткам, прочие резоны.

Подружились за разговорами. После «шмухи» только что. Повезло ему, что с летних плаваний начал. Мотористскую науку постигал, входя в чумазый образ с шутками. Сам из-под Ростова, казацкого края. В армию, через сито спецотбора, попал в темниловку с Египтом. Обошлось без стрельбы. Обратно вывезли. Словом, удача во всём гулящей девкой лезла к нему на колени.

Разве такой будет cам по себе, неухожен, неотглажен? Эффектная и с ребёнком досталась. Вскоре родился свой. Значит – клот на топе, куда уж выше.

Нравился Сергей и судовым девушкам. Не задаваясь, их трепет смягчал простым обращением. Предпочитал душевный шансон, стаканчик без дел, сигарету на отлёте. Всё это у него выходило с натуральным шиком…

В «Альбатросе» я обзавёлся японским «бомбитом». Записей, кроме антверпенских кассет с Высоцким, – удручающе мало. Плёнками не делились. Жгла понятная ревность обладания. А он предложил все свои переписать. Тут выяснили: шнуры не подходят.

– Езжай ко мне. Привет с вахты передашь. Мальчонка смышлёный, разберётесь.

Приёмный его сын действительно таковым оказался. Теперь я обладал сокровищами, кои хотелось оживлять всечасно. Например, классный концерт Новикова.

…Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой, А если я усну, шмонать меня не надо. Я сам тебе отдам. Ты парень в доску свой…

Какая жанровая картинка! Какой узнаваемый в ней друг!..

Что Архангельск – большая деревня, многие знают. Стоит только поговорить за жизнь, как найдутся общие знакомые, а то и ближе.

Раз меняю его к нолю. Вижу, выглядит Серёжка несколько загадочно. Погодя раскололся. На вахте успел даже банщиком побыть. Супругу с малышом и её подругу баловал сауной, сотворённой как надо из просторной душевой.

– Прикинь, та Елена

тебя знает. Вот ты ка-ко-й, со вкусом!

Мог бы не продолжать.

История провальная, обидная. Начало лишь хорошее. Занесло меня в один магазинчик. Оттуда вышел сам не свой. Сильное впечатление произвела девушка за прилавком с совершенным, будто фарфоровым, личиком. На следующий день купить что-то отважился. Так и познакомились. Правда, она намекала на другую продавщицу внимание обратить. Но я, на беду, не среверсировал.

Вот уж точно. Интересным девчонкам не везёт. Без родителей она жила, потому как родом из Пинеги. По приезде в город вляпалась в первый романчик и стала мамочкой.

Положил на неё глаз таксист-сорокот с золотой фиксой. От природы никуда не денешься – снова стала. А он выявился женатиком. Обещаниями развестись мурыжил и брал на дешёвый понт.

Маманя узнала – кучу скандалов учинила. На стоянке у морвокзала высмотрел нас фиксатый и на меня опасливо немного попрыгал. Усвоенные нравоучения помешали испытать, как он кулаки держит. Чувствуя никому не объяснимую запутанность, редко позволял себе видеть Леночку.

Эту жалостливую канитель друг покрыл козырной картой.

– Мы раньше часто гостились. И завсегда у нас. Хлыщ мало к компании подходил, но это дело пятое. Однажды не в тему он на Ленку выступил. Я осознанно, чтоб не разлить, рюмку выпил и в торец ему без размаха. Потом по челюсти, чтоб коронки обновил. Таксомоторный с пола поднялся и по-шустрому, без хрюканья, слинял. Теперь одна заходит.

Вот так, не мучаясь, обрывать бы непозволительное…

К зиме мы расстались. На последнюю сессию в ЛВИМУ отбыть приспело. Попросил меня дождаться. Серёга улыбчиво обещал.

В середине житья то в гостинице на Двинской, то у питерской Татьяны узнал, что родимый «лес» в порту. Залетаю, предвкушая радость увидеть знакомые лица. Cпускаюсь в коридор мотористов – он навстречу.

– О, Виктор!

Так какой-нибудь лейб-атаманец приветствовал прибывшего в полк товарища. Истинно верная казацкая кровушка текла в нём.

Хорошо посидели. С отогретой душой сошёл с трапа в кажущийся там остервенелым десятиградусный балтийский морозец…

После диплома ещё отпуск отгулял. Только к осени попал на привычный борт. Сергей тут. Здорово!

Отношения немного осложнились, раз я на палубу выше переселился. Если случалось работу ему дать, неловкость испытывал. А он, величая меня по батюшке, расплывался в невольной улыбке. Хитрый дед ведал о вреде панибратства, потому на «детскую» определил другого моториста…

Даже в городе осень лирична. Тёплый денёк без тучек. Мы на виду будущей Соборной площади. Вот-вот отойдём. Доски медового цвета с каравана источают грусть. Статная модная женщина с ребёнком прогуливаются по причалу. Мальчишечка чуть топать научился. Ростик перекрывает мамины дефицитные сапожки. Он ищет глазёнками папу и теряется от огромности теплохода.