Телохранитель для дочери генерала драконов
Шрифт:
Теперь я был даже рад этой пряной вони.
... Тропа казалась бесконечной. Сколько я уже так бежал? Казалось, какая-то магия водит меня кругами. Я останавливался, осматривал окрестности и не находил ничего.
Впадая в отчаянье, перекинулся в человека и уперся рукой о землю. Я снова слышал ее аромат. Такой легкий. Он прорезался через вонь пряностей. Она лежала на траве. Я легко нашел место и остановился рядом.
Мысли снова приобретали ясность. Тот, кто нес мою Кассандру, по какой-то причине скинул ее с плеч. А сам... Я повел покрасневшим, потекшим носом.
Бешеный обернулся и смог сбежать.
Мое лицо преобразил оскал. Я кинулся вперед, ориентируясь на ту же вонь. Метался по чаще. Искал. Много времени не потерял. Обогнув заросли жимолости, различил впереди зверя.
Бешеный.
Медведь стоял у ручья и, опустив морду, лакал воду.
В моих глазах медленно разгоралось красное пламя.
— Подойди! — приказал я.
Зверь вздрогнул всем телом. Его походка была неуверенной. Он сопротивлялся, но при этом не мог не подчиниться.
— Обернись! — мой голос походил на рык.
Сияние, и передо мной стоял косматый одичалый с кровавыми глазами. Разум там, если и остался, то частично. От человека в нем было совсем мало.
— Женщина, которую ты забрал у меня, куда ее несут?
Он затряс головой.
— Говори! — мой голос стал тяжелее.
— Росомахи, — я едва различил его шепот. — Она дала мне свободу. Она отпустила.
И снова этот дикий взгляд багровых глаз.
— Она? Тебя? — взревел я.
Он затряс косматой головой.
— Зачем она росомахам?
Тяжело дыша, я все пытался понять, как она могла отпустить его?
— Ритуал, — медведь оскалился и затрясся, — чтобы мы рабами стали. Чтобы не сопротивлялись и не могли уйти. А она отпустила, — он с силой ударил себя в грудь кулаком. — Она отпустила на волю.
И убить бы его, но...
В ушах стояли его слова. Воля. Его зверь желал свободы. А человек... Я его даже не чувствовал.
— Росомахи, значит, — выдохнул. — Я приказываю тебе совершить свой последний оборот и уйти подальше от людей. Ты больше не оборотень. Теперь ты только медведь.
Он просиял как безумец. Сияние, и передо мной снова стоял косматый зверь.
— Уйдешь туда, где нет людей, — повторил я приказ.
Зверь зарычал и сорвался на бег.
Возможно, я был не прав, но в голове была в этот момент только лишь одна мысль: Кассандра дала ему свободу. И отбирать ее я не имел права, потому как слово истинной не может быть ниже моего.
Глава 109
Орина Кассандра
Я сидела на земле и смотрела вперед не мигая. Губы искажала усмешка. Ну, в этой клетке хотя бы стоять можно в полный рост. Правда, на этом все удобства и заканчивались. Скрепленные между собой прочные тонкие стволы не давали шанса на побег.
И не подожжешь — увидят, и не сломаешь — сил не хватит.
Есть хотелось. Живот сводило, но это такая малость по сравнению с тем, как горела моя спина. Лежать невозможно — ломало.
Моргнув, выдохнула. Взгляд блуждал между
— Ты кого-то ждешь? — раздался рядом детский голосок. Я вздрогнула, потому как повернуть голову сил не было никаких. И дело не в боли, а в страхе.
Рядом с клеткой была яма. Обычная. Широкая, закрытая решеткой из стволов молодых осин. Но меня пугала не она, а то, кто сидел в ней.
Ведьмы.
Моя челюсть задрожала. Теперь я осознавала, откуда была та черная магическая буря и кто проводил обряды над бедными женщинами. Вспомнилась и душа девочки, что жаловалась мне. По щеке скатилась слеза.
— Ты плачешь, — не унималась малышка. Ее никто не одергивал. Ведьмы сидели с белыми лицами и, казалось, уже простились с жизнями.
— А мы в Рэдкаим ехали, говорят, их правитель - самый сильный волк и нет ему равных.
— Есть, — прошептала я.
Закрыв глаза, призвала всю свою смелость.
— Есть такой, малышка. Мой истинный — самый сильный перевертыш севера, и он того ханыма за пояс заткнет, — пробормотала я упавшим голосом.
— Ты его ждешь, да?
Я слабо кивнула.
— И он придет?
Я снова кивнула, чувствуя, как щипают глаза.
— А у тебя чешуя красивая, но ты ведь ведьма, разве не так?
Я, наконец, повернула голову и уставилась на любопытного ребенка. Боги, лет пять-шесть. Темненькие волосы собраны в такую тонкую косичку, что казалось, это мышиный хвостик. Но глаза — яркие, голубые, как небо. И в них столько наивности, света.
— Я орина, — шепнула. — Орина Кассандра. И я ведьминской крови. Темная.
— И я, — она улыбнулась, демонстрируя мне ямочки на щеках. — Темная. И мама такая же. Ее увели, но все не возвращают.
Сидящая рядом с девочкой пожилая женщина дернулась и беззвучно зарыдала.
Сердце сжалось от ужаса.
— С ней моя сестренка старшая ушла. Когда они вернутся, можно я ей вас покажу? Она никогда орину не видела.
И снова эта улыбка.
Моргнув, я стряхнула с ресниц тяжелые слезы. Еще раз взглянула на ведьмочку и поняла, что в ней так привлекало.
— Она... сестра, — запнулась я, — на тебя ведь похожа была?
— Ага, только у нее две косички. Мы специально так делаем, чтобы мама со спины различала.
Она хихикнула. А у меня руки затряслись. Та душа. Девочка, взывающая к справедливости.
— Я с ней знакома, милая. Видела.
— Где? Там, да? — ребенок показал мне на дальнюю поляну, где четко вырисовывался белый алтарный камень.
Я не смогла ей ответить. Отвернувшись от жуткого булыжника, скользнула взглядом по ведьмам, что сидели в яме. Две испуганные девочки лет двенадцати жались друг к другу и держались за спинами остальных. Их будто прятали. Когда-то красивые детские платьица сейчас висели на них серыми грязными тряпками. Они не плакали, но красные глаза и растертая кожа под ними свидетельствовали о том, что слез у ведьмочек просто не осталось. Похоже, они, в отличие от своей маленькой подруги по несчастью, вполне осознавали всю глубину ужаса, в которую их окунули.