Телохранитель для мессии (Трилогия)
Шрифт:
Просветив меня подобным образом и не став слушать слов благодарности, он покинул кухню так же неожиданно, как и вошел.
Сумка, поданная мне реной Дейной, оттянула руку до земли. Я с интересом заглянула внутрь: огромный каравай, фляжка с элем, бурдюк с колодезной водой, полюбившиеся мне ватрушки и кусок вареного мяса.
— Мясо обязательно съешь сегодня. Завтра уже душком потянет, — наказала мне женщина. — Не рачительствуй!
— Не буду, — с готовностью пообещала я.
— На талию бинтов не жалей, а то она у тебя слишком тонкая. Сразу видно разницу. И ходи чуть пошире, расставив ноги, вразвалочку, — продолжала
— В торбе овес с ячменем. Не забывай кормить животное, на подножном корму оно долго не протянет. Не успела я как следует все подготовить: поедешь, открой крышку, чтобы корм на солнышке дошел. Но не пересуши!
— Хорошо.
Кобылка, привычная к ходу в повозке, а теперь обряженная в упряжь, нервно переступала с ноги на ногу. Мягкими губами животное взяло с руки припасенную мной заранее половинку яблока и благодарно фыркнуло. Я уверенно подхватила повод и перекинула через ее спину перед седлом связанные между собой сумки.
— Что ты делаешь, Рель? — В укоряющем голосе неразрывно смешались обида и слезы. — Разве ты не обещала… обещал остаться на три дня?
Если у меня и имелась тайная надежда уехать без слез и долгих провожаний, то ей не суждено было сбыться. Босая простоволосая Тайя стояла на крыльце. Темные глаза излучали откровенный упрек.
— Обещала. — Я покаянно опустила голову. — Но человек предполагает, а Единый располагает, посылая нам предупреждающие сны. Вещуны нельзя оставлять без внимания, они имеют одну нехорошую особенность — сбываться.
Я легко взбежала на крыльцо и обняла Тайю так же крепко и успокаивающе, как прежде меня обнимала ее мать. Подруга порывисто обхватила меня руками, словно пытаясь удержать.
— Пора привыкать к спокойной жизни. — Мой шепот был слышен лишь нам двоим. — И отвыкнуть от сумасшедших волнений, тревог за завтрашний день. Я — последнее о них напоминание. Пора, Тайя.
Ее руки безвольно упали. Я забралась на лошадь и поехала, не оглядываясь. В затуманенных слезами глазах улица сливалась в сплошную размытую цветную полосу. Восточные Ворота охранял незнакомый гражданин, вследствие чего мне не пришлось прощаться со стариком Хайяном, боясь, что непрошеная влага, прорвав плотины сдержанности, побежит горячими потоками и размоет весь мой тщательно созданный имидж.
Выбрав из двух дорог правую, я пустила лошадь легкой рысцой. Теплый ветерок, нежно лаская волосы, осушал соленые слезы, собравшиеся в уголках глаз, и изгонял из непутевой головы хмурые мысли. Любуясь погожим деньком и вдыхая сумасшедше сладкие запахи последних цветов лета, ехать на резвой лошадке было сущим удовольствием.
Кстати о последней: я решила осчастливить ее именем и недолго думая назвала Морковкой. И вовсе не за пристрастие к данному овощу, хотя, наверное, и это имело место. Лошадка очень походила на мою пятнадцатилетнюю соседку Оксану, обладательницу такой же густой каштановой челки и больших карих глаз с загнутыми ресницами.
— Морковка, выходи! — вызывая даму сердца, каждый вечер под нашими окнами надрывался Оксанкин ухажер, так называемый перец.
Это вовсе не что–то обидное, просто слово «морковка» в переводе с молодежного сленга означает «классная девчонка». Прозвище прилипло к Оксанке намертво. Впрочем, она даже им гордилась.
Мы с новонареченной Морковкой строго придерживались объяснений рена Тийана: свернули в ближайший
Пришлось положиться на авось и свернуть у первой попавшейся троицы елок.
Удача меня подвела — близился вечер, а блеска воды и жужжания речного комарья не обнаруживалось.
Пора констатировать неутешительный факт: я заблудилась. Да так, что не могла вспомнить, как выехать обратно на дорогу. Солнце скатывалось за островерхие ели, живот, недовольный моей забывчивостью о его наполнении, громко урчал, лошадка устало двигала ногами. Пора устраиваться на ночлег, спасибо недолгому путешествию за знание, как это делать. На первой пригодной для лагеря поляне я спешилась и привязала Морковку за повод к дереву. Сваленные в кучу сумки обозначили место предполагаемого ночлега. Усталые пальцы с трудом расстегивали застежки подпруги. Не сдерживаемое ремнями седло свалилось на землю рядом с кобылкой. Я отволокла его за луку в сторонку и взялась за скребок.
— Цени, какая тебе попалась заботливая хозяйка!
Морковка не оценила моих героических усилий по ее обиходу и презрительно отвернулась к торбе с кормом, намекая на положенный утомленному животному ужин. Я вняла напоминанию, после чего решила, что пришло время позаботиться о собственном пропитании и отдыхе.
Хвороста для костра оказалось в избытке, и скоро он уже уютно потрескивал в импровизированном очаге. Над огнем коптился котелок, а рядом с кострищем сушились надетые на воткнутые в землю палки сапоги и развешанные на них же портянки. При сборе топлива я умудрилась провалиться в овраг, на дне которого притаился лесной ручей. Промокшие ноги меня нисколько не огорчили — ведь если завтра пойти вслед за бегущей водой, то можно без труда обнаружить потерянную речку.
Вода в котелке закипела, и брошенные туда листья земляники и душицы, которыми меня заботливо снабдила рена Дейна, распространяли божественный запах. Прекрасно благоухал и огромный бутерброд с толстенным куском мяса, который почти мгновенно оказался у меня в животе, куда следом отправился его брат–близнец.
«Так недолго лишиться совершенной фигуры!» С таким–то расходом калорий?!
Я, закутавшись в плащ, прихлебывала из кружки горячий отвар. Расслабленному телу было тепло и спокойно, спина чувствовала за собой крепкий ствол дерева. Загадочные ночные звуки нисколько не мешали. Браслет безмолвствовал, прозрачно намекая на отсутствие в округе нечисти. На мгновение показалось, что я нахожусь в моем мире, у Наташки на даче. Они с Серегой ушли «полюбоваться закатом» и вот–вот вернутся. Наталья выйдет на поляну и скажет:
— Так, скотина: отдаешь пожитки добровольно — и твоя жалкая жизнь останется при тебе!
Глава 21
Разумеется, Наталья никогда бы так не сказала. Разве что требуя с потерявшего (или, что вероятнее, пропившего) последнюю совесть экспедитора авансовые отчеты в предпоследний перед сдачей бухгалтерского баланса день.
Говорила здоровенная девица, одетая, как и я, в мужской костюм. Но пшеничная коса, румянец во всю щеку, крутые бедра и весьма выдающаяся грудь не оставляли ни малейшего шанса ошибиться с полом собеседницы.