Темная бездна
Шрифт:
— Перестань, Том! Что стрелку с Дикого Запада делать в Зефире? И потом, не думаешь же ты, что случай, когда мальчишка спас жизнь Уайатту Эрпу в О. К. Коррал, мог не попасть в книги по истории? Так вот, я пошел в библиотеку и внимательно просмотрел там разные книжки, где это описано. В них нет ни слова о том, что какой-то мальчишка спас жизнь Уайатту Эрпу, а кроме того, я не нашел там ни одного стрелка по прозвищу Кат Леденец.
Мистер Доллар раздраженно смахнул со спинки кресла остатки волос щеткой.
— Твоя очередь, Кори. Садись.
Уже
Двое безумцев пошли дальше, каждый своей дорогой.
Мне было не смешно. Мне не давал покоя вопрос: что заставило мистера Каткоута вбить себе в голову, что когда-то он был стрелком, и почему Вернон Такстер был твердо убежден, что ему есть куда идти?
Я подошел к креслу и уселся. Закутав мою шею полотенцем и заколов его булавкой, мистер Доллар несколько раз расчесал мои волосы гребешком. Отец уже сидел в кресле для посетителей и читал «Спортс иллюстрейтед».
— Немного снимем сверху и подровняем по бокам? — спросил меня мистер Доллар.
— Да, сэр, — ответил я. — Это будет в самый раз.
Ножницы запели свою визгливую песню, и маленькие мертвые кусочки меня посыпались на пол.
Глава 3
МАЛЬЧИК И МЯЧ
Когда мы с отцом вернулись домой, он уже стоял у нашего крыльца.
Прямо перед крыльцом, сам по себе, опираясь на специальную выдвижную подножку.
Новенький велосипед.
— Господи, — прошептал я, торопливо выбираясь из нашего пикапа. Ничего больше я вымолвить не мог. К крыльцу я шел словно в трансе, потом, протянув руку, прикоснулся к нему.
Велосипед мне не снился. Он был самый что ни на есть настоящий, и он был прекрасен. За моей спиной оценивающе присвистнул отец.
— Вот это да, потрясающий велосипед, верно, Кори?
— Да, сэр.
Я все еще не мог поверить своему счастью. Передо мной было то, о чем я в глубине души мечтал с незапамятных времен. Теперь это принадлежало одному мне, и потому я чувствовал себя королем мира.
Позже, много лет спустя, я говорил себе, что никогда в жизни не видел женских губ краснее и ярче, чем подаренный мне велосипед. Ни одна иноземная спортивная машина с мягко урчащим мотором не таила в себе столько скрытой мощи, как мой велосипед. Никакой хром не блестел так, подобно серебристой луне в летнюю ночь. У велосипеда была большая круглая фара и гудок с резиновой грушей, а рама его выглядела такой же сильной и несгибаемой, как мускулы Геракла. Вместе с тем велосипед казался рожденным для скорости: его руль плавно изгибался вперед, будто приглашая отведать напор ветра, черная резина его педалей не знала до меня никаких других подошв. Отец погладил
— Господи, да он почти ничего не весит! — восхищенно проговорил отец. — Легче металла я в жизни не держал в своих руках.
Когда он осторожно поставил велосипед на место, тот пружинисто замер на своей подножке, похожий на послушное, но еще не до конца укрощенное животное.
Через пару секунд я уже сидел в седле. Поначалу мне пришлось приспосабливаться, потому что из-за наклона вперед руля и сиденья мне все время казалось, что я вот-вот потеряю равновесие и упаду. Голова выдавалась над передним колесом, спина была прямой и напряженной, как рама велосипеда. В моем распоряжении оказалась машина, которая, если я не буду внимателен, с легкостью могла выйти из повиновения; во всем этом было нечто, что одновременно и пугало меня, и приводило в восторг.
На крыльце появилась мама. По ее словам, велосипед привезли всего час назад. Его доставил в кузове своего грузовичка мистер Лайтфут.
— Он просил передать тебе напутствие Леди, Кори. Она говорит, что нужно ездить на этом велосипеде очень осторожно, пока ты не привыкнешь к его норову, — сказала мама. Она посмотрела на отца, который ходил вокруг нового велосипеда. — Ведь Кори может оставить его себе, Том? — спросила она.
— Я не привык принимать милостыню. И ты это знаешь, Ребекка.
— Это не милостыня, Том. Это награда за доброе дело.
Отец еще раз обошел велосипед кругом. Потом остановился и легонько ударил ботинком по передней шине.
— Должно быть, он стоил ей уйму денег. Но велосипед отличный, это уж точно.
— Я могу оставить его себе? — дрожащим голосом спросил я.
Отец некоторое время молчал, уперев руки в бока. Раздумывая, он жевал нижнюю губу и хмурил брови, потом поднял глаза на маму.
— Значит, это не милостыня?
— Конечно нет.
Глаза отца встретились с моими глазами.
— Хорошо, — проговорил он. Ни одного его слова я не ждал с такой тревогой и надеждой. — Этот велосипед твой.
— Спасибо! Огромное спасибо, папа!
— Ты ведь всегда мечтал о новом велосипеде. Как ты его назовешь?
Я не успел об этом подумать и покачал головой, все еще пытаясь привыкнуть к тому, как клонилось вперед мое тело.
— Попробуй сделать на нем пару кругов, — подмигнул мне отец, потом подошел к маме и обнял ее за талию.
— Хорошо, сэр, — отозвался я, слез с велосипеда и убрал подножку, а потом отвел его за руль к ступенькам крыльца.
Мне казалось невежливым катить по тряской лужайке, пока мы с велосипедом как следует не познакомились друг с другом. Я снова сел в седло, упершись ногами в землю.
— Давай! — крикнул мне отец. — Прокатись-ка по этой улице с ветерком!
Я кивнул, но не тронулся с места. Могу поклясться, что почувствовал, как велосипед подо мной дрожит от нетерпения. Хотя, наверно, это дрожал я сам.