Темная бездна
Шрифт:
— Кори? — спросила она меня. — Это ты, Кори Маккенсон?
— Да мэм, — отозвался я.
— Подойди поближе, — позвала она.
Я подошел к ее столу и увидел, что красное яблоко, лежавшее рядом, высохло.
— Лето почти кончилось, — сказала мне миссис Невилл. Я кивнул ей в ответ. — И ты повзрослел, стал старше за это время.
— У меня был день рождения, — сказал я.
— Очень мило.
Я почувствовал запах дыхания миссис Невилл, не то чтобы неприятный, но похожий на тот дух, что идет от цветов, которые вот-вот завянут.
— На моих глазах повзрослело очень много мальчиков — некоторые выросли и пустили корни здесь, другие вообще уехали из нашего города.
Миссис Невилл улыбнулась мне краешком рта.
— Мальчики хотят поскорее стать похожими на мужчин, но приходит день, когда они с грустью понимают, что вернуться во времена детства им не суждено. Но я открою тебе один секрет, Кори. Хочешь узнать его?
Я кивнул.
— На самом деле, — прошептала миссис Невилл, — никто никогда не взрослеет.
Я нахмурился. О чем это она говорит? Вот тебе и секрет! Взять хотя бы моих родителей — ведь они давным-давно уже повзрослели. Или мистера Доллара, шефа Марчетта, дока Пэрриша, преподобного Ловоя, Леди, да кого угодно старше восемнадцати лет.
— Со стороны кажется, что они повзрослели, что им много лет, — продолжала миссис Невилл, — но все это маскировка, патина времени, что ложится на их лица. В глубине души все взрослые мужчины и женщины остаются детьми. Им по-прежнему хочется поиграть, побегать и попрыгать, но тяжкий груз времени не позволяет им делать это. Они втайне мечтают сбросить бренные оковы, которые наложил на них мир, снять с рук часы, а с шеи галстуки, освободить ноги от тесных выходных ботинок и голыми броситься в пруд, чтоб хотя бы на один день снова ощутить себя детьми. Нет такого человека, который не мечтал бы о детской свободе и беспечности, когда дома ждут папа и мама, которые обо всем позаботятся и будут любить тебя, что бы с тобой ни случилось. Поверь мне, под маской самого жестокого мужчины скрывается все тот же испуганный маленький мальчик, который думает только о том, как бы забраться в укромный уголок, где его никто не обидит.
Миссис Невилл отодвинула в сторону тетради и положила руки на стол.
— На моих глазах многие мальчики превратились в мужчин. Но тебе, Кори, я хочу сказать одну вещь: не забывай. Не забывай, понимаешь?
— Не забывать? Что?
— Все, — ответила моя учительница. — Все, что видишь вокруг себя каждую секунду своего детства. Попрощавшись с прошедшим днем, обязательно забери с собой его кусочек, спрячь в самый дальний уголок памяти и храни там как драгоценное сокровище. Потому что твоя память и есть самое главное сокровище на свете. Память — это дверь в твое прошлое, Кори. Память — твой учитель, воспитатель и друг. Когда ты смотришь на что-то, помни, что смотреть просто так недостаточно, ты должен видеть. Так, чтобы, когда будешь писать об этом, это видели и другие. Легче всего пройти по жизни глухим, слепым и бесчувственным ко всему. К несчастью, таких людей большинство — это почти все, кого ты знаешь и кто встретится тебе в будущем. Они проходят мимо чудес нашей жизни, не удостаивая их даже мимолетного взгляда. Но ты, если захочешь, сможешь прожить тысячу жизней. Ты сможешь говорить с людьми, которых никогда не встречал и не встретишь, сможешь посетить страны, где никогда не побываешь.
Миссис Невилл кивнула, наблюдая, как изменяется выражение моего лица.
— Если ты проявишь мудрость, если тебе улыбнется удача и будет что сказать, тогда ты сможешь продлить свою жизнь на долгие годы. — Миссис Невилл на мгновение замолкла. — А может быть, не умрешь никогда.
— Но это невозможно! — пораженно пробормотал я.
— Начни с малого.
— Да какой из меня писатель…
— Никто и не говорит, что ты настоящий писатель. Просто постарайся показать все, на что ты способен, и пошли свою работу на конкурс. Ты сделаешь так, как я тебе говорю?
Я пожал плечами:
— Но я не знаю, о чем мне написать.
— Ничего страшного. Если долго сидеть и смотреть на пустой лист бумаги, тема обязательно появится. И не думай об этом как о писательстве. Представь, что ты просто рассказываешь историю своим друзьям. По крайней мере, сделаешь попытку?
— Хорошо, я подумаю, — ответил я.
— Тут не надо долго ломать голову, — напутствовала меня миссис Невилл. — Иногда понимание приходит в процессе работы.
— Хорошо, мэм.
— Ну вот и ладно.
Миссис Невилл глубоко вдохнула, а потом медленно и тихо выдохнула. Обвела взглядом пустой класс с рядами парт, на которых были вырезаны инициалы многих поколений учеников.
— Я очень старалась, — тихо проговорила она, — и сделала все, что от меня зависело. А у вас, детей, впереди еще целая жизнь.
Ее взор вновь обратился ко мне.
— Урок окончен, — сказала она.
И тогда я проснулся. Еще по-настоящему не рассвело. Кукарекал петух, возвещая о скором восходе солнца. В спальне бабушки и дедушки уже наигрывало радио, настроенное на кантри. От тихого перезвона стальных гитарных струн, теряющегося в бескрайних просторах темных лесов, лугов и дорог, мое сердце едва не разрывалось на части от грусти.
Днем мама и папа приехали за мной на нашем пикапе. На прощание я поцеловал в щеку бабушку Сару и по-мужски пожал руку дедушке Джейберду. Мне показалось, что его рукопожатие на этот раз было особенно сильным. Мы поняли друг друга без слов. Родители взяли с собой Бунтаря, и я удобно растянулся в кузове, свесив ноги через борт, а Бунтарь свернулся в клубок рядом. Он радостно дышал мне в лицо, но мне это было приятно.
Провожая нас, бабушка Сара и дедушка Джейберд долго стояли на крыльце и махали нам вслед. А я ехал домой, в родные места.
Глава 7
ПОХОД С НОЧЕВКОЙ
На свете нет ничего, что могло бы вызвать столь необычайный восторг или внушить такой ужас, как чистый лист бумаги. Вам страшно: наконец-то вы остались наедине с самим собой и вам предстоит проложить черные тропы по этой белоснежной равнине. А восторг вы испытываете потому, что никто, кроме вас, не знает места назначения и даже вы сами не можете сказать, что будет в конце.
Усевшись за машинку с намерением писать рассказ на конкурс, проводимый Советом по делам искусств города Зефира, я почувствовал такой испуг, что все, на что я был способен вначале, — напечатать наверху листа свое имя. Сочинять историю для себя или рассказ, который сможет прочитать всякий, кто захочет, — это два абсолютно разных зверя: первый из них — привычный и удобный в езде пони, второй — дикий и необъезженный жеребец. Тут остается только вцепиться покрепче в поводья, а там будь что будет.
Некоторое время я просто сидел перед чистым листом бумаги, и мы с ним смотрели друг на друга. В конце концов я решил написать рассказ о мальчике, который убежал из своего маленького городка, чтобы увидеть мир. Я успел настучать две страницы, когда понял, что душа у меня не лежит к этой истории. Тогда я начал, писать рассказ о мальчике, который нашел на свалке волшебную лампу. Эта писанина тоже отправилась в мусорную корзину. История об автомобиле-призраке шла хорошо до тех пор, пока этот автомобиль не налетел на стену моего воображения, сгорев в пламени.