Темная Душа
Шрифт:
– Рейналд, - Элеонора успокаивающе погладила мужа по руке.
– Ты тоже художник, парень?
– спросил МакГрей, сжимая на скатерти пудовые кулаки, - Тоже малюешь баб и розочки?
– Да, сэр, - Милле против воли стало стыдно. Он глотнул эля из чеканного кубка.
– Одну из тех вон штук когда-нибудь держал в руках?
– МакГрей указал на стену, где висели мечи, боевые топоры, секиры, рогатины, пики, палаши, копья.
– Нет? Молодежь пошла... Весь цвет моего клана полег в якобитских восстаниях, юнец. Нам пришлось отказаться от имени предков, чтобы не сгинуть
– Тише, любовь моя, не горячись, - в полголоса уговаривала разгорячившегося МакГрея Элеонора. Лохматые борзые под столом с урчанием грызли бараньи мослы.
После обеда Милле и Бойс вышли на воздух. Поместье Тэнес Дочарн, имевшее два этажа и высокую крышу с мансардными окнами, было построено в форме пентагона. Его углы обозначали пятиугольные башенки. Позади особняка раскинулся сад, походивший на дикую рощу. Бойс повел туда Джона сквозь арочную, увитую традесканцией перголу.
– Смотри, - сказал он, указывая на серые развалины, что просвечивали сквозь гибкие стволы ясеней, пушистые кусты можжевельника и падуба, - Вот все, что осталось от исполинских башен и куртин замка Дон Эрк, возведенного во времена королей Дал Риады. Неприступная когда-то стена грозной крепости, а ныне лишь горстка поросших плющом руин.
– Превосходная иллюстрация того, что бытие зыбко, могущество иллюзорно, а человек высокомерен, думая, что стена его дома неприступна. Прошло время. Нет Дал Риады. И мы созерцаем руины.
– заключил Милле.
– Ты прав, - согласился Бойс, - Но старое после смерти дает жизнь новому. Наше поместье возведено из камня разрушенной крепости.
Утонувшее в клубах жимолости, из глубин сада вынырнуло маленькое здание с острым шпилем - часовенка. Рядом с ней показалось еще строение, более грубое, приземистое.
– Из того же материала построены часовня и фамильный склеп, - добавил наследник МакГреев.
Молодые люд подошли к затону, что поблескивал зеркальной гладью поверхности в самых дебрях сада.
– "Где ива над водой растет, купая в воде листву сребристую, она туда пришла в причудливых гирляндах из лютика, крапивы и ромашки. И тех цветов, что грубо называет народ, а девушки зовут Перстами Покойников. Она свои венки повесить думала на ветках ивы, но ветвь сломилась. В плачущий поток с цветами бедная упала. Платье, широко распустившись по воде, ее держало, как русалку"...
– прочел Бойс, - Это любимое место моей мамы.
Милле посмотрел на согбенную иву, опустившую косы в темный пруд, на заросли молодой крапивы и таволги, на белого лебедя, выплывшего из заводи.
– Здесь утонула Офелия, - догадался он.
– Только это тебя не особенно трогает. Тебе не нравится у нас, Джон, - заключил Бойс, сорвал прут, замахнулся им на подплывшего поближе лебедя. Птица выгнула шею, взмахнула крыльями и зашипела.
–
– Это не важно, - Бойс поморщился, как от порции касторки.
– Женюсь и женюсь, что особенного?
Милле пренебрежительно дернул щекой. Пускаться в объяснения он не собирался. Художник должен быть свободен, как апостол, готов к свершениям, к битвам, реформам.
Мальчишка Бойс собирается обвешаться пудовыми цепями супружества и навечно приковать себя к месту. Что ж. Парню всегда была свойственна некоторая ветреность, и глуп был Милле, ожидая от друга посвящения братству. Жениться? Ему? Соблазнившему не одну дюжину девиц и дам разного возраста, достатка и положения? Сомнительная афера.
– Ты не прав, - сказал Бойс. Он знал друга, как облупленного, по лицу читал то, что было у Джона на душе, - мой отец хочет, чтобы я женился, и я сделаю это - он итак считает меня позором рода. Но жениться - не значит, просидеть у юбки жены всю оставшуюся жизнь.
– И как долго ты намерен сидеть у юбки жены?
– буркнул Джон.
– Неделю, самое большее - две. Мы поженимся. Я удостоверюсь, что моя суженая понесла, (а это непременно случится и случится быстро). Потом отправлюсь в Лондон. Второй раз моя жена увидит меня в день родов.
– Считаешь, она будет довольна подобным супружеством?
– У нее нет выхода. Это единственный способ заполучить меня в мужья.
– Ты проходимец, Бойс. Почем знаешь, что она быстро забеременеет?
– Моя будущая жена - Дэйдра Джойс, из Джойсов, что сродни моей матери. Мама говорит, их женщины плодовиты, словно кошки. Дэйдра родит, мама станет помогать ей воспитывать ребенка. Моряки и солдаты тоже женятся, но это не значит, что после свадьбы они не видят моря и битв.
– И когда свадьба?
– Вот видишь?
– Бойс глумливо захохотал. Белый лебедь не выдержал вопиющего нарушения спокойствия, возвратился в свою тихую заводь, - Ты уже не против!
– Тебе известна моя позиция, Бойс. Если дело не страдает, не страдаю я. Мне нравится у вас, я даже знаю, чем займусь до дня твоей свадьбы - буду рисовать ваш пруд.
– А где возьмешь Офелию?
– Ты говорил, завтра Бельтайн. Встречу там. Если не встречу, ты нарядишься в платье и заменишь мне ее.
– Бельтайн, - произнес Милле. От сказанного вслух слова на него дохнуло ночью, страхом, сладострастием и жаром костров.
– Ты решил меня развлечь тем, что повел на бал к дьяволу.
Они ехали по темнеющей равнине мимо терновых рощиц и крохотных озер. Бойс на своем караковом жеребце по имени Альпин, который никого кроме хозяина не признавал. Милле на покладистой красивой кобылке Моргане, принадлежавшей леди МакГрей.
– Бельтайн, - отозвался Бойс, водя в воздухе плеткой, как кистью, - день лета, день любви, день плодородия. Мы едем на холм, Милле, на вершине которого вздымается древний кромлех. В доисторические времена там приносили кровавые жертвы друиды. Со Средневековья там празднуют свои шабаши наши родные ведьмы. Сегодня они соберутся опять.