Темная гора
Шрифт:
— Что это? — еле просипел он.
— Велики наши тайные знания, — торжественно произнес Родот. — Мы сохранили наследие предков во всей полноте, в том числе и умение извлекать душу вина, воплощая ее в божественной влаге.
Медон несколько раз глубоко вздохнул, а потом, к своему удивлению, вдруг ощутил такой прилив сил, что даже ноющая боль в ноге стихла.
— Воистину напиток необыкновенный, — сказал Медон. — Счастлив тот, кто может прикоснуться к вашим таинствам. Представляю, как надежно они хранятся…
— Все наши
С этими словами он, не вставая с места, дотянулся до ближайшей полки и взял одну из шкатулок. В ней оказалась стопка больших пластин из незнакомого металла, цветом напоминающего золото, но весьма легкого.
Края пластин закруглены, и держать их было удобно. Прищурив глаза, Медон пытался разобраться в вырезанных надписях и рисунках, но знакомых букв не увидел, а мелкие значки, густо покрывающие металл, чем-то напоминали следы от птичьих лап.
Вынув из пальцев Медона пластину, Родот глянул небрежно и сказал, что здесь речь идет о шести детских подвигах царя Гадира, известного ученым мужам ахейцев под именем Евмела, первого правителя Посейдонии.
— Металл хранит письмена вечно, но читать с него неудобно, — добавил Родот. — Для чтения берется кожа молодого раба…
Выслушав пояснения старца о том, как делать оттиски с пластин, Медон заметил, что в его краях люди состоятельные предпочитают хорошо выделанную кожу из Пергама, поскольку даже после победоносных войн теленок все-таки обходится дешевле раба. Те же, кто победнее, довольствуются свитками из африканского папируса. А для хозяйственных нужд сойдет и деревянная табличка, покрытая воском.
Родот внимательно выслушал его, улыбнулся и сказал, что телят у них здесь гораздо меньше, чем рабов. Впрочем, на пластины, хранящие знания гадиритов, не хватит кожи всех обитателей плавающей горы вместе с ее гостями.
— У тебя еще достанет времени, мудрейший, прикоснуться к запечатленным тайнам, раз уж судьба привела к нам, — заметил старец. — Однако из слов твоих я понял, что Одиссей не случайно пустился в плавание, а словно знал, куда плыть и зачем…
— Когда же я это говорил? — нахмурился Медон.
— Во время вчерашнего пира, — напомнил Родот.
— Возможно… Да только вряд ли ведал базилей о том, что его ждет. Не раз и не два грозила нам смерть, лишь боги спасали от кончины безвременной.
В чаше еще оставалось немного божественной влаги. Медон рассеянно взял чашу, повертел в руках и одним глотком осушил ее. Закрыл глаза, замер, перевел дыхание и утер навернувшиеся слезы.
Откуда-то сверху на ладонь свалился паучок и побежал по запястью. Но только Медон собрался сбить его щелчком, как Родот поймал за руку и бережно снял паука.
— Это к удаче, — пояснил он. — Значит, тебя любит бог-землемер.
— Посланцы Арахны к дурным вестям, я их давил всегда… — начал было Медон, но сбился с мысли и задумался. — Вы тоже поклоняетесь Зевсу
— Кто сейчас помнит наших богов! — задумчиво покачал головой Родот. — Еще когда Гадир и десять его сыновей унаследовали Посейдонию, имена их были забыты. Однако великие наставники Гадира древнее всех небожителей. Они пришли к нам в те времена, когда боги поедали друг друга, а человек не знал смерти…
— Темен смысл твоих слов, — сказал Медон и пригорюнился. — Много свитков в доме моем, все их прочитал я, услышал историй всяких без меры, но чувствую жалким неучем пред тобою.
Родот пристально глянул на Медона.
— Признавшись в незнании, ты уже на полпути к знанию, — одобрительно сказал он. — Многие знатные мужи, не имея добродетели, при этом множат успехи. А это ведет неизбежно к кичливости. Не похвалялся ли, кстати, Одиссей картами неведомых морей или оружием странным?
На этот раз уже Медон внимательно посмотрел на старца. Смешно, но тот хитро пытается выведать нечто о базилее, вместо того чтобы спросить напрямик.
Эта мысль так развеселила Медона, что он хлопнул ладонями по коленам и, расхохотавшись, чуть не свалился с сиденья.
— Какие карты?! — еле выговорил он. — Носило как щепку в море, как щепку… Ха!
Новый приступ смеха вызвал икоту. Старец терпеливо ждал, пока Медон успокоится.
— И «Харраб» вам случайно достался?
— Слу… случайно, — еле выговорил Медои. — Слепой на камень сел случайно, а там… ха-ха!
Не в силах говорить, он махнул рукой. Нахмурился Родот и поднялся с места, медленно прошелся вокруг стола, потирая задумчиво переносицу. А потом остановился перед Медоном и спросил:
— Ахеменид ослеп во время плавания вашего?
— Нет, по его рассказам, на острове циклопов был он зрения лишен. Но рассудок его некрепок, часто мучают его боли в голове, веры словам его нет. В действиях его тоже нет и не может быть умысла.
Губы поджал Родот, а потом улыбнулся:
— Ты многое мне открыл, мудрейший! Истинен был рассказ Одиссея, случай ему помогал, а случай благоприятный сильнее опеки богов. Все гораздо сложнее чем я полагал. Об этом и следует поразмыслить.
— Что может быть приятнее ученых рассуждений, — уклончиво ответил Медон, отдуваясь. — Но хорошо бы при этом знать тему диалога.
— Ты ответил на мои вопросы, я отвечу без утайки на твои.
— Но что ждет того, кто узнает ответы?
Теперь рассмеялся старец:
— Тебе ничто не угрожает, да и спутникам твоим тоже — ради тебя. Если бы ты знал, Медон, сколь мало людей в Ойкумене, достойных вести диалог. Как и всегда, ныне в почете воины сильные, отвага и доблесть, но не разум, умеренность и закон. Цари кровожадны, продажны жрецы, народы тупы и прожорливы. Лишь мудрецы знают истину, каждый малую толику ее, а вместе они могут составить полный свод знаний — самую могучую силу.