Темная игра смерти
Шрифт:
Из кухни, вытирая руки о клетчатый передник, вышла толстая негритянка.
– Что вам надо?
– Мы бы хотели поговорить с вашим сыном, мэм, – ответил Говард.
– О чем? – осведомилась негритянка. – Вы не из полиции? Марвин ничего не сделал. Я не отдам вам своего мальчика.
– Да что вы, мэм, дело совсем не в том, – вкрадчиво заверил ее Говард. – Мы просто хотим предложить Марвину работу.
– Работу? – Женщина с подозрением посмотрела на Калли и снова перевела взгляд на Говарда. – Какую работу?
– Все в порядке, мама, – успокоил ее Марвин Гейл, появившись из коридора в старых шортах и застиранной футболке. Лицо у него было помятым, а взгляд блуждал, словно
– Марвин, ты не должен разговаривать с этими людьми, если…
– Все в порядке, мама, – повторил он и уставился на мать своим неподвижным взглядом, пока та не опустила глаза. Затем повернулся к Говарду: – В чем дело?
– Мы можем поговорить за дверью? – спросил Говард.
Марвин пожал плечами и последовал за нами на улицу, не обращая внимания на пронизывающий ветер. Он посмотрел на Калли и подошел к Говарду. Взгляд его слегка оживился, будто он уже начал догадываться, что его ждет, и даже был рад этому.
– Мы предлагаем тебе новую жизнь, – прошептал Говард. – Совершенно новую жизнь.
Марвин Гейл хотел было что-то сказать, и тут-то с расстояния в десять миль я вторглась в его сознание. Углы рта у парня опустились, и он так и не успел договорить первое слово. С технической точки зрения я уже использовала Марвина прежде, в те последние безумные мгновения перед расставанием с Ропщущей Обителью, и, возможно, теперь это в какой-то мере облегчило мою задачу. Впрочем, до своей болезни я никогда не смогла бы сделать того, что сделала в тот вечер. Действуя сквозь фильтр восприятий Говарда Вардена, одновременно контролируя Калли, своего доктора и еще с полдюжины обработанных пешек, находящихся в разных местах, я нажала на негра так сильно, что у того перехватило дыхание. Он попятился, широко раскрыв невидящие глаза, и замер в ожидании моего первого распоряжения. В его взгляде больше не было ни подавленности, ни признаков употребления наркотиков; глаза его светились ярким прозрачным светом неизлечимого безумца. Весь печальный груз размышлений, воспоминаний и жалких надежд Марвина Гейла исчез навсегда.
Никогда ранее не совершала я такой глобальной обработки за один раз, и в течение целой минуты почти позабытое мною тело пребывало в тисках едва ли не полного паралича, пока сестра Сьюэлл пыталась массировать его.
Наконец я обратилась к Марвину через Калли, не столько нуждаясь в словесном распоряжении, сколько желая услышать его ушами Говарда.
– Пойди, оденься, – велел он, – и отдай это своей матери. Скажи ей, что это аванс – И Калли протянул парню стодолларовую купюру.
Марвин исчез в доме и появился вновь уже через три минуты. На нем были джинсы, свитер, кроссовки и черная кожаная куртка. Никаких вещей он с собой не взял. Так хотела я – после переезда мы могли сами обеспечить его необходимым гардеробом.
За все то время, пока я росла, у нас в доме всегда был кто-нибудь из цветной прислуги. И мне казалось правильным, чтобы и сейчас у меня был слуга-негр, когда я вернусь в Чарлстон.
Кроме того, я не могла уехать из Филадельфии без «сувенира».
Путешествие на двух грузовиках, двух машинах и арендованном фургоне с моей кроватью и медицинской аппаратурой заняло у нас три дня. Говард выехал раньше в семейном «вольво», который Джастин называл «голубым овалом», чтобы приготовить все заранее к моему прибытию и проветрить дом.
Мы приехали несколько часов спустя после наступления темноты. Калли взял меня на руки, и под надзором доктора Хартмана и сестры Олдсмит, не отстававшей ни на шаг с бутылкой для внутривенного вливания, мы поднялись наверх.
Моя спальня утопала в мягком свете лампы, шерстяной плед на кровати был откинут, простыни
Мы все разрыдались. Слезы текли по щекам Калли, когда он нежно и чуть ли не подобострастно опускал меня на постель. Сквозь приоткрытые окна долетал запах пальмовых побегов и мимозы.
Затем наверх подняли и установили медицинское оборудование. Странно было видеть зеленое сияние осциллоскопа в моей старой спальне. На мгновение все собрались вокруг меня: доктор Хартман со своей новой женой Олдсмит, которая занималась последними медицинскими приготовлениями; Говард и Нэнси с Джастином на руках, словно они позировали для семейной фотографии; юная, улыбающаяся мне сестра Сьюэлл и Калли с Марвином в галстуке и белых перчатках, которые были натянуты на его отдраенные руки.
Говард столкнулся с небольшими сложностями: миссис Ходжес не желала продавать свой дом, а хотела всего лишь сдать его в аренду. Но это было для меня неприемлемо.
Впрочем, этим я могла заняться утром. Пока же я снова была дома, в окружении своей любящей «семьи». Впервые за много недель я поняла, что смогу спокойно заснуть. Мелкие проблемы, одной из которых была миссис Ходжес, были неизбежны, но я могла позволить себе заняться ими завтра…
Глава 39
– Прокрути-ка это еще раз, Ричард, – попросил К. Арнольд Барент.
В салоне «Боинга-747» стало темно, и на огромном экране вновь заплясало изображение: президент обернулся к кому-то, отвечая на заданный вопрос, поднял в приветственном жесте левую руку, и лицо его вдруг исказилось в гримасе. Раздались крики, началась всеобщая паника. Агент службы безопасности бросился вперед, и его словно приподняло вверх, как марионетку на ниточках. Выстрелы прозвучали еле слышно, будто были произведены из игрушечного пистолета. Как по волшебству, в руках другого агента возник автомат «узи». Несколько человек набросились на молодого парня и прижали его к земле. Камера дернулась и переместилась на упавшего человека, чья лысина обагрилась кровью. Полицейский лежал лицом вниз. Агент с «узи» присел, отрывистым голосом отдавая команды, как уличный регулировщик, в то время как остальные продолжали борьбу с подозреваемым. Целая толпа неизвестно откуда возникших агентов, окружив президента, начала оттеснять его к «кадиллаку», пока наконец длинная черная машина, взвизгнув тормозами, не рванула с места, оставив позади себя жуткую неразбериху.
– Достаточно, Ричард, – распорядился Барент. Свет снова вспыхнул, на экране застыло изображение удаляющегося «кадиллака». – Что скажете, джентльмены? – осведомился Барент.
Тони Хэрод моргнул и оглянулся. К. Арнольд Барент восседал за своим большим изогнутым столом, позади него поблескивали телефонные отводы и компьютерные приставки. За стеклами иллюминаторов было темно, шум моторов приглушался внутренней обшивкой салона. Напротив Барента сидел Джозеф Кеплер, его серый костюм выглядел безупречно, черные ботинки блестели. Хэрод посмотрел на грубоватое лицо Кеплера и решил, что тот похож на Чарлтона Хестона и такой же идиот. Сложив руки на своем плоском животе, в кресле рядом с Барентом расположился преподобный Джимми Уэйн Саттер, с аккуратно причесанными длинными седыми волосами. Кроме них в отсеке находился лишь новый ассистент Барента Ричард Хейнс. Мария Чен вместе с остальными дожидались в носовом салоне.