Темная Канцелярия
Шрифт:
– Согласен, – кивнул старик. – Но не сочтите меня паникёром, разве другое существо, равное вам по силе, не сможет попасть в это измерение и найти вашу берлогу?
– В измерение они попасть могут, но вот найти это место сложнее, чем вы думаете. Я закрыл его своим собственным заклятием, и нужную комбинацию слов сможет найти только тот, кто окажется сильнее меня. Такое по силам только самому Князю, а он не станет размениваться на подобные мелочи.
– Вы уверены в этом? Если учесть, что вы мне рассказывали в первую нашу встречу, то тот, кто задался целью навредить вам, может проследить и донести о ваших похождениях.
– Донести сможет, а вот
– Хотел бы я взглянуть на эту красоту, – мечтательно произнёс старик. – Представляю, насколько это завораживающее зрелище.
– Вы правы, дружище. Это действительно завораживает, – ответил демон, устремив мечтательный взгляд в стену зала.
– Я, конечно, не претендую на то, чтобы вы взяли меня туда, но вы могли бы открыть туда портал и показать мне всё это прямо отсюда? – рискнул предложить Марти.
– К сожалению, это исключено, дружище. Я специально наложил такое заклятие, чтобы туда невозможно было заглянуть. Во избежание соблазна и риска. Туда можно только попасть. Не увидеть, не заглянуть, не пробраться. Только войти. Признаться, я скучаю по этому месту. Там так спокойно. И есть всё, что только можно пожелать. Библиотека, лаборатория, мастерская. Можно просто сидеть у окна и любоваться пейзажем, можно сидеть и читать книгу, можно работать, ставить опыты, мечтать. Да просто жить там можно, – неожиданно закончил своё описание демон и замолчал, устремив на Марти внезапно погрустневший взгляд.
– Похоже, вы действительно скучаете по своему дому, – с сочувствием проговорил старик.
– Как ни смешно это звучит, старина, но даже демон может устать от всей этой кутерьмы.
– Возможно, – согласился старик, – но это не объясняет, какое отношение имеет ваша коллекция к тому, что происходит на земле?
– Да самое прямое, старина. Вот уже почти полвека я не обновлял свою коллекцию. Люди перестали создавать прекрасное. Художники превратились в ремесленников. Нет научных открытий, нет оригинальных изобретений. Появляется только то, что диктуется церковниками. Различные Мадонны, святые младенцы, исходы из Египта и тому подобная мура. Пропала человеческая красота. Пропал полёт фантазии, духовные порывы. Теперь даже воинов рисуют с нимбами над головами. Святой с мечом! Да где же это видано?! А где же доброта, где прощение, где соблюдение заповедей, наконец?
– Вы, наверное, говорите про святого Мартина? Это, пожалуй, единственный святой, изображённый с мечом.
– Нет, старина, не единственный. У восточных христиан есть ещё Георгий, пробивающий копьём дракона. Только не говорите мне, что дракон – это символ. Изобразили бы уж лучше какого-нибудь демона или на худой конец беса. Что ему дракон-то сделал? Ну охотились они на своей территории! Так ведь все есть хотят, зачем же сразу копьём? К слову сказать, восточное течение намного терпимее относится ко всему,
– Только не говорите мне, что драконы действительно существовали!
– Существовали, существовали. И ещё как. Но это ещё до потопа было. Но если хорошо поискать, то и сейчас ещё можно найти пару десятков штук.
– Не может быть! Неужели и вправду есть?
– Старина, вы решили заделаться охотником на драконов?
– Нет. Любопытно просто. Всегда мечтал увидеть хоть одного.
– Зачем? – не понял демон.
– Интересно, – пожал плечами старик, – мне всегда казалось, что это только плод фантазии писателей и художников.
– Не совсем. Кое-кому повезло увидеть их воочию.
– И они действительно были такими разными?
– Как и всё живое в этом мире, старина. Не ходите далеко за примером. «Собаки» – одно слово, а сколько разных пород, сколько видов, со счёта сбиться можно! Так же и драконы. Слово одно, а видов было множество.
Их беседу прервали вернувшиеся бесовки. Войдя в зал, они склонились в приветствии и разложили на стульях принесённую одежду. Чёрный колет, расшитый золотой нитью, узкие чёрные штаны, короткие сапоги на невысоком каблуке и средней ширины пояс с золотой пряжкой.
Внимательно осмотрев всё принесённое, демон одобрительно кивнул головой и предложил Марти примерить костюм. Плюнув на приличия, старик, недолго думая, начал переодеваться. Как ни странно, но всё пришлось впору, даже сапоги из мягкой, словно шёлк, кожи.
Рабы внесли огромное, в человеческий рост, зеркало, и Марти принялся рассматривать себя со всех сторон. В этом костюме он не узнавал сам себя. Всё было подогнано и сшито так, словно с него снимал мерку лучший в городе портной.
Старик так увлёкся, что не заметил, как демон вышел из зала. Оглянувшись, он увидел, что демон возвращается в точно таком же костюме. Различие было только в неизменной трости, которую демон постоянно носил с собой, хотя совершенно не нуждался в подобной опоре.
– Надеюсь, дружище, вы не будете возражать, если на нашем выступлении мы будем в одинаковых костюмах. Это должно придать нам обоим загадки и экстравагантности.
– Конечно, старина, я просто не вижу причины для возражений, – ответил старик. – Не думаю, что кто-то сможет нас перепутать, – попытался пошутить он после короткого молчания.
Усмехнувшись в ответ, демон вернулся в кресло и ответил:
– Согласен, перепутать нас действительно сложно, и дело тут вовсе не в возрасте, ведь я намного вас старше, и не в особенностях телосложения. Вы всё время держитесь так, словно ожидаете окрика или удара. Мне это не нравится. Постарайтесь не сутулиться так сильно и не опускать голову, особенно когда говорите с нашими просителями. Помните, это они пришли просить вас о милости, а не наоборот.
– Боюсь, исполнить это указание мне будет очень сложно.
– Почему? Вы жили в свободном обществе, если, конечно, это можно назвать свободой, но, во всяком случае, вы не ходили в рабском ошейнике, хотя вся ваша религия от своего сотворения являлась религией рабов, и в каждой молитве церковников звучит слово «раб». Заметьте, старина, не творение, не детище, а раб.
– Это верно. Чаша сия меня миновала, но каждый раз, выходя на улицу, мне приходилось скрывать свой рост и опускать голову, чтобы не навлечь на себя гнев какого-нибудь проезжающего мимо нобиля или монаха. И те и другие очень не любят, когда простецы смотрят на них прямо, открыто.