Темная комната
Шрифт:
Когда она просыпается, ни Петера, ни близнецов нет. Чуть поодаль сидит Лизель и глядит на дорогу.
– Это Йохан придумал. Они взяли Петера и побежали догонять этого мужчину.
Лора, пошатываясь, встает. Дорога пуста, высоко в небе сияет солнце. Ветер холодит мокрую от пота спину; резко пульсирует в висках кровь. Лора замахивается было на Лизель, но та ее отталкивает и упавшую начинает больно колотить каблуками по голени.
– Для Петера всегда
– Он его украдет.
– Почему ты не дала ему маминых украшений?
– А вдруг бы он не вернулся? Украл их? А теперь он унесет Петера.
– С ним Йохан и Юри, они не дадут.
– Что они смогут сделать?
Лора сквозь слезы кричит на сестру. Лизель тоже плачет. Лора смотрит на дорогу, но от слабости скоро снова ложится. В ушах шумит, перед глазами все плывет.
Просыпается. Их по-прежнему нет. Лизель смотрит на дорогу; Лора дрожит и потеет под одеялами.
Ближе к вечеру Йохан протягивает ей завернутую в чистую тряпочку кашу, и она ест. Они раздобыли американские мясные консервы, хлеб и жирное молоко в кувшинах. Наевшийся Петер сидит возле Лоры и улыбается. Щечки красные и сухие, никак не проходят. Мужчина колотит по банке с консервами камнем, пытается открыть. Близнецы зовут его Томасом. Томас говорит, что недалеко отсюда есть хорошее место для ночевки.
Если закрыть на сеновале ставни, то станет достаточно темно, чтобы спать. Петер хнычет в соломе, и Лизель дает ему вместо соски скатанный из хлеба шарик. В щели дощатой крыши пробиваются острые лучи света, тускнеющие с наступлением сумерек.
Под одним одеялом спят близнецы, под другим – Лизель, Петер и Лора; Лоре плохо, у нее болят глаза. Томас сидит поодаль у стены. Прислонился головой к балке, но не спит. Лора изо всех сил старается не уснуть, следит за ним. Но сарай плывет и меркнет в наступающей темноте, и Лора засыпает.
Ночью в своем углу Томас жжет спички. От резанувшей глаза вспышки Лора просыпается. Балка, а рядом черная тень. Дрожащее в ладонях пламя, напряженная линия шеи и плеч. Смотрит в одну точку. После третьей вспышки поднимается Юри и начинает звать мутти. Томас тушит спичку и укладывается. Воцаряется тишина. Лора опять засыпает, но тут Томас зажигает новую спичку. Эта история продолжается, пока в прорехах крыши не начинает светлеть небо. Лора поднимается, а Томас ложится спать.
Солнце припекает голову и руки. Боль не прошла, но притупилась, и Лора выходит наружу, заняться делами.
Лизель боится снимать чулки. Оказывается, это очень больно. Волдыри на ногах воспалились, а кровь запеклась. Лизель кричит, и Лора советует ей опустить ноги в ручей, чтобы чулки было легче снимать. Лора бережно омывает холодной водой воспаленные ступни и распухшие сестрины пальцы. Лизель ложится на спину и греет свои пятки на солнышке. Говорит, так быстрее заживет. Лору это смешит.
Петер спит в траве у ручья, а Лора медленно входит
– Томас говорит, что о Гамбурге говорить опасно.
– Когда он такое сказал?
– Вчера, когда ты спала.
– Что он знает о Гамбурге?
– Я сказала ему, что в Гамбурге наши мутти и фати, а он сказал, что лучше никому о Гамбурге не говорить, потому что у нас нет разрешения на переход границы.
– Какой границы?
– На британскую территорию. Гамбург там. Мы сейчас находимся на территории американцев. А еще есть русская зона и французская.
– Да знаю я, дурочка. Ты ведь не рассказала ему о лагере?
– Нет! Я сказала, что мутти в Гамбурге. Я не дурочка, Лора.
– Три тщательней. Смотри, Лизель. Глянь, сколько еще грязи.
– И все равно это враньё. Мутти всегда учила, что врать плохо.
– Все теперь по-другому, Лизель, вот так вот. Все изменилось.
Боль снова жжет глаза.
– Но Томас немец. Мы даже немцам должны врать?
– Мы его не знаем. Просто мы не должны разговаривать с теми, кого мы не знаем.
– Я его знаю. По-моему, он хороший. Он все время нам помогает. Принес нам еды, когда ты болела, и нашел этот сарай. А еще он говорит, что поможет нам перейти границу. Сказал, что одним нам идти опасно.
– Да что он знает? Разве мутти послала бы нас в Гамбург, если бы это было опасно? Глупости! Неси сюда свои чулки. Мы их тоже постираем.
Лизель неуклюже ковыляет на берег, выворачивая ступни так, чтобы не тревожить ранки.
– Томас говорит, что русские нас ненавидят. Нас все наши враги ненавидят, и никто нам теперь не верит, поэтому Германии больше не будет, а будут только чужие территории. Лора, это правда?
– Лизель, я тебя все равно больше не слушаю, так что можешь успокоиться.
От бликов на воде режет глаза.
– А еще он сказал, что всех накажут. Особенно мужчин. И фати накажут?
– Что ты ему рассказала о фати?
– Ничего.
– Анна-Лиза!
– Я сказала, что он в Гамбурге, с ома. Как ты велела.
– А еще что?
Лора щиплет Лизель так, что у нее на руке синеет кожа.
– Ой! Лора! Я ничего такого ему не сказала. Он спросил меня, где мутти и фати, и я ему сказала про Гамбург. Сказала, что мы идем туда к бабушке, как ты и велела. И все.