Темная луна
Шрифт:
Ребенок невинен и беззащитен. Что, если ему или ей придется платить за мои грехи? Что, если когда-нибудь кто-то расскажет ему или ей всю правду обо мне?
Превозмогая тоску и страх, я заставила себя дать ответ.
— Я не могу.
— Ты слышал ее, агент. — Джесси указала пистолетом на дверь. — Пошли.
С брезгливым смешком, глубоко ранившим меня в сердце, Ник в сопровождении Джесси покинул квартиру.
Ни разу не оглянувшись.
Один взгляд Эдварда, и Уилл выскользнул на
— Он считает этих людей пропавшими, — сообщил Эдвард. — Если тела не найдены, он никогда не докажет обратного.
— Что ж, теперь я совершенно спокойна.
Эдвард поджал губы.
— Это не тема для шуток, Элиза.
— Я разве смеюсь? Ник — последний человек на земле, которому я хотела бы огласить список своих прегрешений. И как он пронюхал? Вам полагается заметать следы.
— Я думал, что замел, — проворчал Эдвард. — Остается вопрос: кто его подослал?
— Мы знаем, кто.
— Монстры? Скорее всего. Они хотят нас отвлечь.
— Я определенно отвлеклась.
Эдвард окинул меня беспокойным взглядом.
— Ты уверена, что он не знает о случившемся в Стэнфорде?
Я мысленно перенеслась на семь лет назад: радость первой любви обернулась болью, потом смятением и наконец муками превращения. Я была одинока и очень напугана.
Тогда я проснулась в своей комнате, нагая и окровавленная. Вспомнила, что произошло, и кого я убила. К Нику я не приближалась, а если он видел, как я во весь опор несусь по кампусу, то вряд ли меня узнал. Никто не сумел бы.
Я позвонила Эдварду и пряталась в общежитии, пока он не приехал и не забрал меня, оставив специалистов по зачистке.
Следующие несколько месяцев я провела на карантине. Бесконечная череда врачей, психиатров и терапевтов колола меня, тыкала и задавала вопросы.
Я была другой, но никто не знал, в чём причина, и поэтому мне предоставили выбор: работать на ягер-зухеров или отведать серебряной пули. Более сложный выбор, чем может показаться.
После потери Ника и крушения надежд на наше с ним общее будущее я не хотела жить, но в то же время чувствовала, что на мне лежит ответственность. Я хотела искупить вину и могла бы это сделать, создав лекарство от вируса.
— Элиза?
Я моргнула. Эдвард всё ещё дожидался ответа. Уилл по-прежнему стоял возле двери. А Ник навсегда ушел из моей жизни. Опять.
— Нет, — твердо сказала я. — Он ничего не знал тогда и ничего не знает сейчас.
— Уверена?
— Почему бы вам самому не рассказать? Ваши сыщики приезжали в Стэнфорд. Что они обнаружили?
На мгновенье мне показалось, что Эдвард сейчас развернется и уйдет, но он соизволил ответить:
— Волка никто не видел. По крайне мере никто из живых.
Эдвард
— До сих пор не понимаю, почему вы держали меня в неведении и сказали правду лишь тогда, когда не осталось другого выбора, — пробормотала я.
— Ты хотела бы жить в постоянных думах о том, кем можешь или не можешь стать? Хотела бы знать, что каждый раз, когда я был рядом, в моем кармане лежала серебряная пуля с твоим именем?
— Нет, сэр. И сейчас бы без этого знания прожила.
— Одного только не понимаю: как эти люди связаны между собой? — сменил тему Эдвард.
— Через меня, — предположила я.
— Это мы с тобой знаем, но как их сумел связать кто-то еще?
— Полагаю, если поймём «как», то поймём и «кто», и тогда вычислим предателя.
Эдвард сжал кулаки. Больше полувека он руководил ягер-зухерами, и прежде его никто не предавал. Не хотела бы я оказаться на месте того, кто сделал это сейчас.
Манденауэр бесшумно подошел к двери.
— Они уехали?
Уилл подскочил.
— Да.
— Думаю, мне лучше проследить и убедиться, что федерал подчиняется Джесси.
— Она сама может справиться.
— Может. — Эдвард глянул на меня. — Но я хочу подышать свежим воздухом.
Громко топая, он спустился по лестнице. Через пару секунд заработал двигатель его любимого черного «кадиллака».
— Эй. — Уилл вошел в квартиру. — Все нормально?
Не совсем, но Уилл ничем не мог помочь, поэтому я кивнула.
— Манденауэр порой может быть... — Казалось, он старается подобрать подходящее слово.
— Неприятным.
— А мне показалось, он просто язва.
— На то есть все основания.
Я понимала это как никто другой. Следовало проявить снисходительность — шеф вел тяжелую жизнь.
— Он едва может на меня смотреть, — пожаловалась я. — Никогда не мог, потому что всегда знал правду.
В детстве я не понимала, почему Эдварду так не терпится от меня избавиться. Его пренебрежение больно ранило, но и воспитало во мне стремление всем угождать. Я была любимицей учителей, лучшей ученицей в классе, и нравилась всем.
Кроме него.
— Если это как-то тебя утешит, скажу, что ко мне Манденауэр тоже не слишком благоволит.
Я поглядела на Уилла.
— Что в тебе может не нравиться?
— Спасибо, — поблагодарил он с очаровательной улыбкой. — Я, дескать, отвлекаю Джесси от важной работы. Это сводит его с ума.
— Эдвард просто завидует, ведь он одинок.
Впрочем, как и я.
— У него никогда никого не было? — спросил Уилл.
— Может быть, очень давно. Еще до оборотней.
— Оборотни были всегда, Элиза.