Темная любовь (антология)

Кинг Стивен

Выбежав на улицу, мы пригибаемся — у нас над головами взрывается окно, и над автостоянкой пролетают изодранные перьевые подушки, пылающие простыни, полотенца и трусы. Скорее в машину индийца.

— Джентльмены, позвольте представиться. Я — профессор Агар Бошнаравата!

— Рад познакомиться, профессор! Я — Карл, а это Донни! — имен у меня множество, в моих водительских правах значится: "Улисс Макфэдден", но теперь я среди друзей. Карл — мое подлинное имя.

— Здрасте… — бормочет Донни.

— Ты, Донни, индеец,

а я индиец! — говорит Агар.

— Чего? — отзывается Донни.

— Это шутка, Донни… да, гм, это шутка, — вмешиваюсь я.

В это солнечное утро наша машина мчится навстречу новым приключениям. Две недели у меня не было друзей — и вдруг сразу двое!

Но что нас ждет на этом пути — безумные, необыкновенные приключения или адские муки?.. Не знаю и знать не хочу. Я просто выставляю руку за окно и чувствую, как струится по ней розовый от зари воздух, вижу, как, сливаясь в одну сплошную ленту, скользит мимо асфальт, вижу в стороне от дороги качели, а около них — маленького ребенка…

Джордж Чесбро

Уэйко

Забавно, что поскользнулся он не на крови, а на блевотине — эту отступницу Вирджинию стошнило, когда он пристрелил тех троих, что пытались удрать, и приставил ствол к ее голове. Нога Раймонда поехала, и он тяжело плюхнулся задом на голову Вирджинии, расколов ее череп и свой копчик. Позвоночник пронзила боль, он вскрикнул, из глаз полились слезы. Как всегда в минуты боли, скорби, гнева, замешательства или когда ему просто было жалко себя, он склонил голову в молитве.

— Отче Наш Небесный…

— Ну?

Голова Раймонда дернулась вверх. Он огляделся, но никого не увидел.

— Боже?..

— Да здесь я.

Раймонд посмотрел налево, на окно, где на подоконнике расположился здоровенный стервятник, склонив набок черную с пурпурным голову и рассматривая его желтыми глазами.

Закрыв глаза рукой, Раймонд выбросил вперед вторую.

— Отыди от меня, Сатана!

Несколько секунд он подождал, а когда услышал шуршание перьев, приоткрыл глаза и сквозь щелку в пальцах выглянул в сторону окна. Стервятник передернул крыльями, точно пожал плечами, и подпрыгнул, будто готовясь взлететь.

— Как хочешь, чмо. Твое дело. Это ты меня звал, не я тебя.

— Погоди!

Птица обернулась и выгнула длинную голую шею, глядя на Раймонда из-под расправленного крыла.

— В чем проблема, поц?

— Ты не… Сатана?

— Ты про того типа из ада, в которого кто-то из вашего народа верит?

— Э-э… да.

— Недоносок, который так и не вышел из реанимации. Вряд ли бедняга вроде Сатаны далеко ухромает, если его все время шпынять.

— О чем ты говоришь?

Большой черный стервятник снова повернулся посмотреть на Раймонда. Теперь эти желтые глаза стали томными, почти грустными.

— Никогда не переставало меня забавлять, как эти людишки, хоть сколько-нибудь

понимающие, что на этой планете они творят друг с другом каждый день, могут волноваться и ломать свои куриные мозги, как бы им не попасть в неприятное место, которое называется ад. Хрен им.

— Я не хочу гореть!

— Ну-ну. Тогда у меня есть для тебя плохие новости. Но насчет попасть в ад можешь не волноваться.

— Ты сам говоришь, что ада нет.

— Раймонд, ты мудак. Ты ничего не понял, что я сказал.

— Кто ты такой?

— Имя мое — Бог, а ремесло комедия.

— Ты не можешь быть Богом. Ты же просто стервятник.

— Каждый лезет с критикой. Кто-то ж должен прибрать бардак, который вы творите? Я назначил стервятника как птицу вашей планеты. А что, по-твоему, мог бы я тут сделать из неопалимой купины? А вот в чем ты мне поверь: пройдет очень немного времени, и тебе тут будет так весело, что мало не покажется.

— О чем ты?

— Минут через пять ребята из АНБ и ФБР начнут утюжить это место бульдозерами, и тогда твой стебанутый вождь устроит костер из вас всех.

— Ты про Дэвида?

— Про того типа, которому ты дал играть в "спрячь колбаску" с твоей женой и дочкой.

— Но Дэвид — твой сын!

— Не смеши меня.

— Дэвид тебе не сын?

— Этот мишугене даже не умеет толком играть на гитаре. Ты думаешь, мой сын не сумел бы сыграть на гитаре уж хотя бы не хуже Хендрикса?

— А Иисус?

— У этого мужика были стальные яйца величиной с арбуз. Вот он мне нравился. Мы с ним много трепались.

— Но ведь Иисус — твой сын? От Девы Марии?

— Слушай, ты, чмо! Прежде всего, если бы я захотел иметь ребенка от вашей человеческой женщины, она уже не была бы девой, когда я бы с ней закончил. Мужские божества любят засадить поглубже не меньше всякого другого. Но детей у меня никогда не было. Были у меня эмоциональные проблемы, и я не хотел рисковать их передачей по наследству. Кое-кто из других богов любил поваляться с девками на сене, но потомство их слова доброго не стоит. Ни на что они толком не сгодились. Сам подумай, можно ли заработать на жизнь метанием диска?

— Как? Другие боги?

— Нас целая кодла была. Мы делили обязанности. Кто занимался посевами, кто бурями, кто океанами. В таком роде. Были даже боги вроде лесничих. Тысячи нас были. Если ты хотел чего-то сделать, молился тому богу, который такими операциями занимался. Боги тогда отвечали на молитвы вряд ли больше, чем я сейчас, но по крайней мере существовал представитель на месте.

— А что ты делал тогда?

— Надзор на местах. Я был суперинтендантом по зданиям и стройплощадкам. Большие шишки не хотели мне давать реальной работы с населением земли. Говорили, что я нестабилен. В общем, они были правы. Никто не захотел бы оказаться со мной рядом, когда на меня накатывало.