Темная материя
Шрифт:
— Странно, только выскакивание дьявола на парковые дорожки, по-моему, немного отдает Готорном. — Происшествие напомнило мне эпизод из «Письма Скарлет», но я не стал заострять на этом внимание. — То есть ты, как и доктор Гринграсс, полагаешь, что Гути был напуган.
— Ну конечно. Ты же слышал его. Напуган до смерти. Не так, что ли?
— Не уверен. Шумел Гути будь здоров, верно, только он ведь не вопил.
— По мне — так вопил. А что, по-твоему, он делал?
— Ты подумал, что он испугался, поэтому тебе показалось,
Я замолчал, не зная, как выразить мысль.
— Будто что? — спросил Дон.
— Будто он не в состоянии вынести чувства, бурлящие в нем. Да, согласен, он точно видел что-то. Но он то и дело повторял «прощай», помнишь? Я думаю, он разволновался так, что чувства захлестнули его. И еще я думаю, что Парджита тоже разглядела, что он не так уж напуган. Они вроде бы обменялись парой слов, или что-то проскочило между ними. Есть еще одно, что нужно принять во внимание.
— А именно?
— Он был встревожен и рассержен. Знаешь, что я думаю? Тебе это не очень понравится, Дон. Не исключено, что он говорил о Спенсере Мэллоне. Поскольку мы были там, он мог вдруг решить, что это Мэллон засадил его в лечебницу для душевнобольных.
— Да не Мэллон. Он никогда не назвал бы Мэллона сатаной.
— Почему ты так уверен? Ты не видел Гути с шестьдесят шестого года.
— Гути обожал этого человека, — сказал Дон. — И ты бы его полюбил, если б не струсил пойти с нами.
— Будь я уверен, что гуру сломал мне жизнь, не думаю, что продолжал бы его любить сейчас.
— Это трудно объяснить, — сказал Дон. — Сломал, не сломал… Может, она и не сломана. И не называй его гуру. Мы не были буддистами или индуистами. Он был наставником, воспитателем. Учителем.
— От одной мысли о вашем учителе у меня мурашки по коже.
— Это твои проблемы, извини. Но я понимаю. В семнадцать лет я думал точно так же, как ты.
— Неплохой у нас спор, — сказал я. — Можно его продолжать часами, но у меня нет желания защищать духовную самонадеянность. Есть вероятность, что это как-то связано с делом Сердцееда. Но лучше давай не будем об этом.
— А что?
— Может, то, что так взбесило Гути, то, что он увидел в парке, как-то связано с Китом Хейвардом. Мне все кажется таким взаимосвязанным…
Привлеченные бесплатными едой и напитками, постояльцы набились в зал, заняв почти все кресла, диваны и места за столиками. Тучная парочка в малиновых толстовках «Университет Висконсин» устроилась на диване рядом с нашим столом. Стало шумно, и шум прилетал в основном от стойки бара, за которой почти не осталось свободных мест. Уже совсем не скучающий, бармен улыбался и наливал, улыбался и наливал.
Дон отклонился на стуле так, что плечи коснулись стены:
— А что за Сердцеед? И какое тебе до него дело?
Я сделал большой глоток из бокала:
—
— Да так, интересуюсь, но вот скажи: это имеет какое-то отношение к Миноге?
— Нет.
На самом деле — да, однако я почему-то не желал принимать это в расчет. Именно поэтому и высказал предположение о Хейварде.
Немногие посетители обратили на нас внимание, и уровень общего гама едва заметно снизился. И почти сразу же все вернулись к беседам и напиткам. Я сделал еще один, поменьше, глоток посредственного вина.
— Виноват. Нет, дело не в Ли, хотя она имеет к этому отношение, как и все вы. Дело в том, что буквально перед тем, как появился ты, до меня дошло, что со своим романом я зашел в тупик… И еще. Там, где обычно завтракаю, я видел человека, который напомнил мне Гути… И еще я много размышлял о том копе по фамилии Купер и понял: я должен, просто обязан выяснить, что стряслось со всеми вами на лугу.
— То есть… ты решил, что должен попробовать написать другой роман? Потому что, скажем, это то, что я…
— Нет.
На этот раз большинство голов повернулись в нашу сторону, и стало почти совсем тихо. Бармен вытянул шею, вглядываясь через толпу, и посмотрел на меня с сочувствием и любопытством. Я изобразил руками успокаивающий жест.
— Это событие на лугу — нечто непонятное, жестокое, судьбоносное, что-то вроде громадного, ошеломительного прорыва… так?
— Нет, согласно Мэллону.
— Потому что он хотел еще большего. Мэллон был человеком шестидесятых. Со своеобразным духовным рвением. Он хотел изменить мир, и ведь, согласись, Дон, в известной степени ему это удалось. Только никто этого не заметил, и длилось оно, изменение, не более пары секунд. Однако он это сделал. Мне, по крайней мере, видится именно так.
Олсон посмотрел в сторону, усмехнувшись:
— А знаешь, мне нравится твоя точка зрения. Мэллон изменил мир, но лишь на пару секунд. Круто. Но только не забудь, что единственные люди, кого удалось Мэллону убедить в этом, были четыре старшеклассника, два придурка и одна девчонка, влюбленная в него по уши.
— После чего вы все очень изменились. А один из придурков умер.
— Бретт Милстрэп был хуже мертвеца.
— Как это?
— Попробую объяснить, но позже. Если смогу, в чем, правда, сомневаюсь. Ну, а что там с Хейвардом? И кто такой Купер?
— С Хейвардом… Вы, ребятки, понятия не имели, с чем столкнулись. Даже моя жена и Гути толком не знали, что он собой представлял.
— Это как-то связано с его ангаром? Я тогда не говорил никому, потому что это казалось просто дичью, но, когда стоял там, у меня было твердое ощущение… будто он привязал к стулу раздетого ребенка. И именно поэтому — для ребенка — вытащил нож.
— Удивительно… — вырвалось у меня.
Мое восклицание поразило Дона больше, чем он хотел показать.