Тёмная ночь

Биргер Алексей Борисович

Кирзач все-таки настоял на том, чтобы открыть окна - квартира на втором этаже была - и проветривать хотя бы до тех пор, пока они раздавят первую бутылку и многое сделается до лампочки. Катюша, надо сказать, залихватски дернула и первую стопку, и вторую, и третью. В общем, с бутылкой водки они разобрались в холодную, под лучок и сало, пока Кирзач жарил мясо. Он любил мясо, и любил жарить его сам, чтобы получалось немного с кровью, совсем немного, и чтобы сочное мясо можно было зубами рвать. Дежуря у сковородки и краем уха слушая Катину болтовню, Кирзач размышлял о своем.

Конечно,

торчать во Владимире два дня он не собирался. Линять надо часов через восемь, с рассветом. До этого - напоить Катюшу до невменяемости, чтобы у нее день и ночь спутались. То, что девка ее пошиба должна пить как лошадь, Кирзач не сомневался.

Можно было бы убить ее и пересидеть в ее квартире, но зачем?.. Она важнее как живая свидетельница. Когда милиция ее найдет - а то, что милиция начнет сейчас шерстить всех девок, у которых находят приют залетные мужики, Кирзач не сомневался - то сперва ее еще разбудить надо будет и привести в себя, и тогда она расскажет, что ее гость ушел только что. Он и сам создаст видимость, будто ушел совсем недавно, может даже, записку напишет, пометив завтрашним числом.

Словом, он выиграет где-то сутки. Да, сутки. Приказ шерстить девок поступит во Владимир часа через три, не раньше, да пока он разойдется по районным отделениям милиции и по патрулям, пока самые известные квартиры и притоны проверят, пока доберутся до Кати и разбудят ее... Он будет далеко, очень далеко.

А что дальше?

Семенихин, конечно, шкура и сдаст. Это по его голосу было слышно. Интересно, он сам-то просек, что их прослушивают, или нет? Ладно, не в Семенихине дело. У него есть идея, где еще в том районе можно хорошо приземлиться.

Главное, до района добраться, потому что проверять будут все: и железные дороги, и автобусы. Он, конечно, усы отпустил, и нисколько не похож теперь на те фотки, что имеются у легавых, но начеку он должен быть постоянно.

И еще одного он добивается, упаивая Катюшу: того, что она его не усыпит и не обворует, какую-нибудь гадость в водку подмешав. С такими девками надо держать ухо востро. Впрочем, его на мякине не проведешь. Да и Катюша, кажись, поняла, что клиент серьезный, при любых глупых шутках может лицо располосовать, а то и жизни лишить. Вон, как на его татуировки она глядела. Соображает, что такие татуировки означают. Уважением прониклась, да, теперь и не пикнет. Вон, как в глаза заглядывает, ровно преданная собачонка, разве что хвостиком не виляет. Ну, ее-то дело хвостик набок и дырку подставить... Кирзач кинул быстрый взгляд на Катюшу, как она сидит, на стол облокотясь, как язычком по губам гуляет, как грудь у нее из сарафана вываливается, и почувствовал горячее жжение в штанах. Аппетитна, зверски аппетитна, хоть и потаскана... Правильный он выбор сделал. Интересно, дурной болезнью не заразит? Ну, его-то этим не испугаешь, два раза лечиться приходилось, и ничего. Сейчас еще дернуть, под мясо, да и на диван ее валить...

– Мясо есть будем, - сказал он.

Она подняла на него захмелевший, масляный немного, взгляд.

– А что дальше?

– А дальше - по всей программе. Наливай!

Она откупорила вторую бутылку водки, налила по стопарю,

пока Кирзач раскладывал мясо по тарелкам.

– Не...
– мотнула она головой.
– Я мясо не буду. Кусок в горло не лезет. Я так, без закуси. Мне так здоровее.

Поплыла девка. Ну, это и хорошо.

– Как знаешь, - ответил он.
– Я-то пожру в охотку.

Они выпили еще по одной, и он стал уплетать мясо, беря его с тарелки руками и рвя зубами, с каждым проглоченным куском поглядывая на Катюшу со все большим вожделением, а она долго закуривала папиросу, одна бретелька ее сарафана сползла с плеча, и волосы растрепались.

А она, почувствовав его внимание, вдруг хитро взглянула на него и завела кокетливо пьяным голосом, чуть подсевшим – как раз песню Марка Бернеса из “Ночного патруля” завела, чтоб ее!..

– “Я по свету немало хаживал…”

– Заткнись! – рявкнул Кирзач.

Она ошалело на него глянула.

– Ты что?.. Хорошая ж песня, вот, душевная… И сам Марк Бернес поет…

– Убью! – прорычал Кирзач.

И она испуганно замолкла, поняв по его вдруг налившемуся кровью взгляду, что и вправду умрет – и размышляя, не промахнулась ли она, связавшись с этим мужиком, хоть и денежным. Может, кого поспокойнее следовало найти? Ну, теперь-то сделанного не переделаешь. Если она попробует его выставить, он что угодно натворить с ней может.

А Кирзачу понравился ее испуг. Он поглядывал, как она сидит, притихшая, готовая исполнить все, что он ни прикажи, и из глубины живота поднималось и разливалось нечто этакое, будто он горячей крови отведал, и он с еще большей остервенелостью рвал мясо.

Расправившись с мясом, он разлил еще по стопарю, потом сграбастал Катюшу и поволок ее на диван. Она цеплялась руками за его шею и пьяно посмеивалась. Перед тем, как рухнуть на нее, он вспомнил об окнах и закрыл их: кто знает, насколько громко она себя ведет? Катюша тем временем все с себя скинула.

Орала она и правда много, подмахивая в такую же охотку, с какой водку глотала - да еще водкой раскочегаренная. Трудно сказать, чего было больше в ее воплях: выражения истинного удовольствия или чего-то вроде пьяной истерики. Да Кирзачу-то что? Девка вся изошлась, значит, все в порядке. Да и он изошелся, пока не повалился рядом с ней, тяжело дыша.

За следующие два часа они выпили еще бутылку водки и еще поскрипели диваном, до одури. Кирзач пошел следующую бутылку открывать, тут Катюша и уснула, вырубилась напрочь. Кирзач в одиночку засосал стакан, повалился рядом с Катюшей, закурил, постарался сосредоточиться на вещах, которые как следует надо было обдумать.

Мысли в голове путались, и он решил, что ничего страшного, если вздремнет он немного. Катюшу пушками не разбудишь, готова. А спит он чутко, даже спьяну, жизнь выучила. Ему-то всего и надо, что два-три часа, чтобы немного очухаться и начать соображать...

Проснулся от неприятного холодка под боком. Пошарил рукой - Катюши рядом нет. Кирзача аж подбросило, он мигом протрезвел. Первым делом в туалет кинулся, в ванную, на кухню... Никого. Метнулся к окну. И очень вовремя. От того, что он увидел, у него челюсть отвисла.