Темная полоса
Шрифт:
Все удалось, но радости в душе Василия Ивановича не было. Инна, беспокойная и непонятная, что-то ждущая, куда-то спешащая, занимала все его мысли. Она снова замышляла что-то, пытаясь манипулировать моей дочерью и разрабатывая один за другим все новые и новые планы мести. Мстить она собиралась, понятное дело, лично мне. Дмитриев просил ее не предпринимать без него никаких действий. Он даже следил за сестрой, но вчера вечером случилось непоправимое – Инна покончила с собой.
Василий Иванович позвонил сестре около половины двенадцатого вечера. Он был занят
И только когда Инна сказала ему по телефону, что она нашла выход, очень хороший выход, просто даже совершенный, Василий Иванович начал подозревать худшее. Инна призналась, что мужа она никогда не любила, она любила в нем только ту частичку, которую он унаследовал от своего отца. Но и Женя никогда не любил ее. Если бы он только дал ей шанс проявить свои чувства, возможно, они оба были бы счастливы. И его равнодушия Инна простить ему не может. Она не позволит бывшему мужу быть счастливым за ее счет.
Она подготовила последний сюрприз для Жени. Памятный подарок. И если Вася не хочет, чтобы Инна являлась к нему с того света, он должен ей помочь.
– Вася, на ноже – отпечатки пальцев Натальи, – сказала она, перед тем как навсегда повесить трубку. – Ты понимаешь?
Он понимал. Выскочив из дому в спортивных штанах и домашних шлепках, Василий Иванович прыгнул за руль своей машины и бросился к сестре. Он летел как сумасшедший, он нарушил все правила движения, он испугал охранника в вестибюле, послав его подальше в ответ на просьбу зарегистрироваться в книге посещений. Он чуть не выбил двери еле ползущего лифта. Но он опоздал.
Тело Инны лежало на полу кухни рядом с колонной. Все, что мог сделать ее брат, – это сохранить на ноже мои отпечатки пальцев.
Потом, уже после приезда опергруппы и милиции, Дмитриев заплатил охраннику на первом этаже за неожиданную поломку видеокамеры, которая привела к потере информации о входящих и выходящих из дома людях. Запись в журнале тоже переправилась на счет три.
– Завтра я вернусь, дорогая моя Наталья Вячеславовна, – устало объявил мне Дмитриев, завершив исповедоваться. – Я получу либо деньги, либо тебя. Если честно, я даже с большим удовольствием произведу арест. Инка бы хотела именно этого.
Глава 20
Не могу сказать, сколько времени я просидела одна в своем кабинете, не меняя позы, не думая ни о чем. Что я чувствовала – не знаю. Пожалуй, ничего. Я вяло решила, что надо позвонить Саше. Оставить, так сказать, прощальные пожелания по поводу Варьки. Теперь Варвара будет на его попечении. А нам надо в институт поступать, меньше года осталось. Потом я поеду домой, чтобы поговорить с дочерью. Мне надо рассказать ей все, объяснить каждый свой поступок, каждый поступок Инны. Она не должна испытывать чувство вины за то, что ее мать сидит в тюрьме. Она вообще должна уехать отсюда как можно скорее. Надо
На Женю мне не остается времени. Никакой последней ночи, никаких прощальных объятий. От этого придется отказаться. Но мы что-нибудь придумаем, пусть сейчас все так больно, зато потом…
В кабинет заглянула Оленька.
– Наташа, что случилось?
– Оля, большие неприятности. Не могу говорить. А то начну рыдать.
Ясные глаза Оленьки уже наполнились слезами. Я испугалась, что она заплачет, а уж тогда и я… Эта женская эмпатия – поддержка и наказание одновременно.
– Наташа, я хотела сказать, что тебе звонят, а я переключать не умею. Подойдешь к моему столу?
Я встала, но от неподвижного сидения затекли ноги, и я не смогла сделать ни шагу.
– Оленька, нажми «слэш» и 101, хорошо?
– Наталья, извините, не знаю вашего отчества, – сказал мне мужчина на том конце провода. – Я звоню по поручению Геннадия Егоровича. Вы в курсе, что с ним произошло?
– Да.
– Его подставили, и мы знаем кто.
– Дмитриев, – сказала я.
– Так вот. – Адвокат не удивился, услышав эту фамилию. – Запишите, пожалуйста, номер телефона. Вы должны рассказать этому человеку все, что знаете о Дмитриеве. Звоните скорее.
– Вы не могли бы передать Стаценко кое-что…
…И у меня было еще одно неоконченное дело.
Дольче.
В надежде, что появились от него новости, я позвонила Якову. Яков сочувственно ответил, что нет, ничего! В его голосе звучало искреннее волнение, ведь он скоро должен был возвращаться в Германию, а его друг оставил его одного. Еще Яков сказал, что очень скучает по Дольче, что перестирал все его вещи, убрал в квартире и купил для друга креветки и сыр «дор-блю». То, что он любит.
Все это было очень трогательно.
После разговора с Яковом я стала собираться домой, но он снова позвонил, и на этот раз с хорошими новостями.
– Наташа, Дольче связался со мной с городского телефона. Очень ругал себя за то, что забыл мобильный и не помнит твой номер наизусть, но я ему продиктовал его и он тебе перезвонит.
– Но где он?
– Дольче очень удивился, узнав, что ты не знаешь о его планах. Он говорил тебе, что собирается на выставку во Францию. Там фестиваль вечерних причесок, а он, ты же знаешь, специализируется на них. И он просил тебе обязательно передать, что его окна выходят на Париж. Огромное облегчение узнать, что с ним все в порядке, правда?
– Правда! – радостно, даже преувеличенно радостно сказала я.
…В тот момент, как показали последовавшие события, я допустила только одну глупость. Я никому не сказала, куда еду и зачем. Забыть об элементарной страховке меня заставила только паника.
«Его окна выходят на Париж, его окна выходят на Париж…» – повторяла я про себя. То, что ожидало меня завтра, показалось далеким будущим, о котором мне рано сейчас думать. Дольче попал в беду – вот это серьезно.
Мне было даже не страшно – только надо было успеть. Он еще жив. Может, он избит и умирает…