Темная сторона души

Михалкова Елена Ивановна

– Сам не знаю, – помолчав, ответил тот. – Ладно, давайте борщ поедим, а то скоро и к нам придут вопросы умные задавать.

Родион Копушин смотрел на зашедших к нему оперов с удовольствием, поскольку в ту секунду остро осознавал свою значимость.

– Вы видели кого-нибудь? – повторил стандартный вопрос Валера, уже готовясь записать, что этот студент-очкарик крепко спал после обеда или читал увлекательный детектив.

– Видел, – кивнул Родион. – Человека, пробиравшегося огородами к дому убитой.

– Как?! – подобрался оперативник. – А почему

раньше не сказали?

– А зачем? – пожал плечами Копушин. – Все равно он никуда не денется, ваш подозреваемый.

– Так кого вы видели? – нетерпеливо спросил опер помладше.

– Того мужчину, который живет в доме, – объяснил Родион. – Не знаю, как его зовут. То ли Дмитрий, то ли Анатолий… Невысокий, полноватый такой.

– Когда вы видели его? Можете вспомнить хотя бы примерно?

– Зачем же примерно? Скажу точно. – Родион наслаждался и плохо скрываемым азартом оперативников, и собственной неторопливостью. – В два часа дня. Я закончил свои занятия, выглянул в окно, а там ваш фигурант собственной персоной.

Словечко «фигурант», которым щегольнул Копушин, резануло слух Валеры.

– Пока не фигурант, а только подозреваемый, – суховато сказал он, подходя к окну. – И то станет им не сразу, а после постановления следователя.

– Я в ваших тонкостях не разбираюсь, – небрежно махнул рукой Родион.

Валера явственно услышал в его словах легкую издевку и неприязненно подумал: «Умник, блин, нашелся! В тонкостях он не разбирается…»

М-да, из окна домишки студентика участок Егоровых просматривался очень неплохо. Часть сада была закрыта деревьями, но если Егоров и в самом деле шел огородами, то вот тебе огороды: смотри – не хочу. Даже капустные грядки легко можно различить. Ну что ж, можно порадовать Забелина.

Вероника тщетно пыталась накормить Димку супом, когда на веранду поднялся следователь. Он вошел без стука, по-свойски, и Машу, разогревавшую рагу для Кости, его бесцеремонность неприятно кольнула. «Вот ведь беспардонный человек», – мелькнуло в голове.

– Покушать готовите? – весело спросил Борис Петрович. – Покушать – это хорошо.

В его фразе не было ничего особенного, но слова следователя все восприняли как обвинение.

– Мне нужно детей кормить, – попыталась оправдаться Вероника.

– А что тут плохого? – одновременно с ней осведомилась Маша, плюхая на скатерть тарелку с овощами.

– Вы нас про еду пришли спрашивать? – неожиданно зло спросил Митя, сидевший рядом с Ириной за столом.

Маша удивленно взглянула на него. Все семейство Егоровых было выбито из колеи: Вероника время от времени всхлипывала и вытирала слезы, Ирина ходила с растерянным лицом и натыкалась на всех домашних, Димка, узнав о смерти бабушки, сначала громко рассмеялся, а потом так же громко разревелся, почти без перехода, и Маше пришлось его успокаивать с помощью Кости. Хорошо еще, подумала она, что сам Костя воспринял происходящее довольно адекватно: ответив на вопросы следователя, ушел к себе наверх, в мансарду, и улегся читать Сергея Лукьяненко. Но даже на общем фоне своего семейства Митя вел себя странновато: поначалу молча стоял в углу с зажатым и каким-то беспомощным лицом, потом, после ухода

следователя, неожиданно прикрикнул на дочь, отчего та вздрогнула и шарахнулась в сторону. Теперь он сидел за столом, прижав ладони к шее сзади, и не принимал участия в общем разговоре, если растерянные реплики, которыми обменивались Вероника и Маша, можно назвать разговором. По впечатлению Маши, именно так и должны были вести себя убийцы, и ей было неприятно видеть в таком состоянии мужа Вероники.

– Да нет, не про еду, – по-прежнему бодро ответил следователь на реплику Мити. – Я пришел спросить у вас, уважаемые мои: знаете ли вы, что врать нехорошо?

Все дружно взглянули на него. Маша бросила короткий взгляд на Веронику, потом на Митю и с неприятным чувством увидела, что на их лицах нет удивления – только страх и обреченное ожидание.

– Вы о чем? – звонким, чересчур звонким голосом спросила Вероника.

Борис Петрович уселся за стол, открыл портфель и выложил какие-то бумаги, которые всего пятнадцать минут назад туда спрятал.

– Я о том, что вот ваши показания, – помахал он у них перед лицами исписанными бланками, – где все вы дружно свидетельствуете: Дмитрий Егоров провел весь день со своей семьей на берегу озера и никуда от вас не отлучался. Так?

Егоровы молчали. Маша, поняв, что происходит неладное, тоже.

– А вот показания свидетеля, который сообщает: он видел Дмитрия Егорова в два часа дня крадущимся по огороду к дому.

– Я не крался! – выкрикнул Митя, и Маша открыла рот, а Вероника тихо ахнула.

– Митя… – попыталась сказать она, но муж перебил ее.

– Я не крался, а шел к дому огородами, потому что так значительно ближе, чем обходить половину деревни, – уже спокойнее повторил он. – И не надо на меня так смотреть, будто я убийца! Мы забыли дома фотоаппарат, поэтому я решил за ним вернуться.

– И… – приглашающим тоном проговорил Забелин.

– И взял его, – закончил Митя. – Вот и все.

– А ваша теща… – тем же тоном начал Борис Петрович.

– Я не видел ее, поймите! Фотоаппарат лежал на буфете, я взял его и вышел из дома. И все! В комнату Ледяниной я не заходил!

– Почему же?

– Потому что не хотел видеть ее лишний раз, – отчеканил Митя, и Маша поняла по лицу следователя, что зря, зря он это сказал.

– Я помню о ваших… – Забелин чуть помедлил, – …о ваших крайне неприязненных отношениях. Значит, вы не знаете, была ли ваша теща, – он упорно продолжал называть Юлию Михайловну именно так, – жива в то время.

– Нет, не знаю. Я взял фотоаппарат и вышел. Специально старался не шуметь, чтобы…

Он замолчал.

– Чтобы что? – дружелюбно, чуть подавшись к нему, спросил Забелин.

– Чтобы не получить очередную порцию помоев, которыми покойная любила окатывать и меня, и всех остальных.

– Допустим, – кивнул следователь. – Допустим, все так, как вы говорите, Дмитрий Евгеньевич. Только одно не укладывается в вашу стройную версию. – Голос его стал откровенно насмешливым. – То, что вся ваша семья, включая сына, сообщила следствию ложь о вашем нахождении вдали от места преступления. Я не могу расценивать это иначе, как сговор.

– Да поймите вы… – начала Вероника.