Темная сторона души

Михалкова Елена Ивановна

Мазаев кивнул и снова ушел в тень – стоять под солнцем не было сил.

«Пустышка, – билось у него в голове, – опять пустышка. Прав придурок Валера: даже если и найдется топор в пруду, отпечатков на нем не осталось».

Следователь сплюнул и уже собирался уходить, но тут из лодки раздался голос Алексея:

– Тише, Валер… Ну-ка стой!

Валера затормозил веслом ход лодки, и Полошин потащил к себе граблями со дна что-то тяжелое.

– Труп нашли, кажись! – крикнул Валера.

Мазаев насторожился.

– Типун

тебе… – отозвался Василий Андреевич. – На тебя его повесим. Осторожно, лодку не переверни! – прикрикнул он на Полошина, перегнувшегося через борт хилой лодчонки. – Да аккуратно, аккуратно…

Алексей медленно тянул на себя то, что зацепили грабли, и вот на черной поверхности пруда показалось что-то красно-белое.

– Фигня, – подал голос Валера, успевший наклониться и рассмотреть предмет, – пакет какой-то. В смысле, не пакет, а мешок.

– Какой еще мешок? – Мазаев вышел из тени и подошел вплотную к зарослям камыша на краю пруда, не обращая внимания на то, что новые ботинки пачкаются в липкой грязи.

– Какой-какой… Плотный, полиэтиленовый. Внутри чего-то есть. Тяжелый.

– Значитца, опять облом, – пробормотал себе под нос опер на берегу. – Топор в мешок всяко класть бы не стали.

– Он завязанный! – крикнул Алексей. – Узлом!

– А внутри-то что? – не выдержал Мазаев. – Развязать можешь?

– Не, он затянут, – после пары попыток откликнулся молодой опер. – Нож нужен.

Через три минуты лодка пристала к берегу, и плотный красно-белый пакет выкинули на землю. Он и в самом деле был тяжелый.

– Как ты не порвал-то его, Алексей? – удивленно заметил Василий Андреевич. – В нем килограммов шесть, не меньше.

– Я его случайно за ручки зацепил, потому и не порвался, – объяснил оперативник. – Валерка, где у тебя ножик?

Они сгрудились втроем вокруг мешка, пока Валера пытался срезать узел.

– Плотный, сволочь, – пробормотал он, оправдываясь. – Не получается никак.

Наконец он проткнул ножом толстый полиэтилен, взрезал и достал из пакета то, что лежало сверху.

Алексей заржал, а Мазаев отвернулся.

– Хорошие были часы, – покивал Василий Андреевич, – жалко, что не ходят.

– Тут еще тарелка разбитая… – Валера доставал осколки и аккуратно складывал рядом с мешком.

– Короче, мусор решили выкинуть, а с мусоропроводом поблизости не сложилось, – подытожил Алексей и пошел к лодке. – Валер, поехали, нам последний участок нужно обследовать.

Они подошли к берегу и залезли в лодку, тихо матерясь про себя.

– Пятьдесят три года живу, – задумчиво заметил пожилой опер, – а первый раз вижу, чтобы мусор в такой плотный пакет складывали. Я в таком картошку таскаю с рынка, за раз по десять килограмм. И ничего, не рвется.

Дернувшись, Мазаев быстро подошел к мешку и, широко раскрыв его, стал вытаскивать все содержимое. К сломанным часам и осколкам от тарелки прибавились старый металлический подсвечник,

железная трубка и какое-то тряпье. Выбросив тряпки, следователь остановился и машинально вытер руки о чистые джинсы. На джинсах остались две склизкие полосы. Василий Андреевич крякнул и покачал головой.

– Эй, вы! – хрипло позвал Мазаев оперативников. – Возвращайтесь обратно.

Алексей и Валера, успевшие отплыть на пару метров, недоуменно переглянулись.

– Чего случилось-то? – не понял Валера.

– Понятых ищите, – хрипловато произнес Мазаев, не отводя глаз от раскрытого пакета.

На дне его, под чугунной сковородой и грязной крышкой от кастрюли, виднелся острый край топора.

Маша написала первые две страницы сценария через пень-колоду, и на третьей дело окончательно встало. Как она ни уговаривала себя, как ни пыталась придумать интересные, неизбитые реплики, раскрывающие тему, в голову лезло только одно – «жара»… В самом доме было прохладно, но здесь, под крышей мансарды, казалось, застывал даже ветер, влетавший в окно. Сонная пчела залетела внутрь, лениво покружилась вокруг ноутбука и вылетела обратно.

«Хочу быть пчелой, – подумала Маша. – Забраться в цветок, ковыряться в пыльце…»

Маше представилось, как Вероника, Сергей, Макар и дети идут сейчас через поле, в котором качаются васильки, и ей стало безумно жалко, что в такой прекрасный день она решила остаться дома. «Все равно ведь не работается…» – мысленно заныла она, обдумывая, не бросить ли все и не отправиться ли следом за всей компанией. Но тут же вспомнила лицо редактора, строго напоминающего о том, сколько сценариев нужно для передачи на лето, и поняла, что компания и купание в озере откладываются. Работать так работать.

Но Машин мозг, плавящийся от жары, считал иначе. Он подсовывал видения озер, морей, огромных океанов, в которых плескались киты, пуская вверх фонтаны всего, чего угодно, но только не сценариев. Маша постаралась представить мышку и зайчика, но и они прыгали в воду, поднимая брызги. Перед ее мысленным взглядом возник ежик в спортивной майке и шортах, стремительно плывущий под водой. Колючки у него колыхались, как водоросли, а зубастой пастью ежик стремительно ухватывал мелких рыбок, не успевших проскользнуть мимо. «Господи, бред какой…»

Она открыла глаза, и видение с подводным ежиком исчезло. Зато Маша почувствовала, что ее знобит. Спустилась вниз, достала из Вероникиной аптечки градусник и сунула под мышку. Поднялась обратно в мансарду и, прижимая к себе руку, уставилась на экран, где обрывалась незаконченная строчка.

Минут десять думала, как закончить предложение. Потом спохватилась, вытащила градусник и охнула, разглядывая ртутный столбик термометра. Тридцать восемь и три! Замечательно. Вот и поработала…

– Как же я умудрилась заболеть в такую жару? – спросила она сама себя.