Темная сторона медали
Шрифт:
– Я ношу Браслет с самого утра, граф. И я ни черта не ощущаю. Вы знаете, как им пользоваться?
– Нет, милорд. Это может знать только тот, кто носит Браслет.
– И инструкции по применению к нему не прилагается?
Граф пожал плечами. Какие, к черту, инструкции?
– А если это ошибка? И я не смогу его применять?
– Этого не может быть. Вы – сын вашего отца, и Браслет нашел вас после его гибели. Значит, со временем знание придет.
Главное, чтобы перед знанием не пришел какой-нибудь Эрик и не выпустил
– Это невероятно, – сказал я. Граф покачал головой.
– В это всего лишь трудно поверить, – сказал он.
Утром на даче появился гость.
Нет, не новая напасть. Это был всего лишь мой учитель рукопашного боя, старый знакомый по имени Палыч. Думаю, не следует объяснять, что занятия проводились по инициативе моего отца и Палыч прекрасно знал, кого и для чего он натаскивает. Более того, Палыч тоже не был коренным жителем Земли.
Когда я проснулся и спустился на кухню в поисках кофе, Палыч уже сидел там за столом и уплетал яичницу с колбасой и помидорами.
– Здорово, Костя, – сказал он, поймал укоризненный взгляд графа, сидевшего в углу, и сразу же поправился: – Доброе утро, лорд Кевин.
– Сойдет и «здорово, Костя», – сказал я. – Какие ты для меня припас сюрпризы, Палыч? Ты тоже вампир?
– Нет, я орк.
– Ага, – кивнул я. – Орк. Не могу сказать, что я сильно удивлен этим заявлением, однако раньше я как-то по-другому вас представлял.
– Я замаскировался, – пояснил Палыч. – На самом деле я зеленый и в пупырышках. Жрать хочешь?
– Хм, – укоризненно хмыкнул граф.
– Извините, – поправился Палыч. – Не изволите ли откушать, лорд Кевин?
– Брось придуриваться, Палыч, – сказал я. – Я изволю кофе с сахаром и сигарету.
Граф дождался, пока я сооружу себе утренний бодрящий коктейль из коричневого порошка и кипятка, закурю сигарету, а потом подошел ко мне и протянул конверт.
– Что это? – спросил я.
– Откройте.
В конверте оказался десяток снимков, сделанных «поляроидом». Нет, граф все-таки отвратительный психолог. Стоило мне взглянуть на снимок, лежащий сверху, как чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась об пол.
На фотографии был человек, которого я всю жизнь считал своим отцом. Чуть постаревший по сравнению с тем, каким я его помнил. Семь лет прошло все-таки.
Он был мертв. У него не было правой руки, а на груди зияла огромнейшая рана. Отец лежал в луже крови. Рядом с ним лежала газета.
На следующем снимке, сделанном с более близкого расстояния, можно было рассмотреть ее название: «Московский комсомолец».
На третьем снимке можно было даже разобрать дату. Вчерашнее число.
На четвертом снимке была моя мать.
На пятый я не стал даже смотреть. Трясущимися руками засунул фотографии в конверт, обнаружил, что сигарета потухла, и долго не мог зажечь следующую.
– Все-таки ты дурак, хотя и граф, – ровным голосом произнес Палыч. – Нельзя было пацану так,
Высший вампир выглядел смущенным.
– Извините меня, милорд, – сказал он. – Я не мог предположить…
– Что он любит своих родителей? – уточнил Палыч. – И что для него такие фотки будут шоком? Нет, не зря вас все-таки нежитью называют.
Я наконец-то раскурил сигарету.
– Кто? – спросил я.
– Не знаю, – сказал граф. – Видите ли, милорд, я подумал, что, если представлю вам ваших приемных родителей живыми, это поможет вам окончательно поверить в то, что я говорю, и отправился к ним. По просьбе вашего отца они изменили имена и жили в другой стране, чтобы вы даже случайно не могли на них наткнуться, но у меня была возможность доставить их сюда и разрешить все ваши сомнения. Но когда я прибыл, то обнаружил их мертвыми… Тогда я добыл фотоаппарат, свежую газету, чтобы сразу было понятно, когда это произошло, и сделал данные снимки. Мне это показалось хорошей идеей. А потом я отправился за Палычем.
– И это было самое разумное из того, что ты сделал минувшей ночью, – сказал Палыч.
– А пошли вы все, – сказал я.
Но они не пошли. Напротив, остались и продолжали на меня пялиться: Палыч – сочувствующе, а граф – бесстрастно.
Тогда я сам ушел наверх.
Я, как и всякий нормальный человек, любил своих родителей. Даже если бы я знал, что на самом деле они не мои родители, а люди, которые согласились меня растить, я бы все равно их любил. И когда они погибли, я испытал настоящую боль. Несколько дней я не мог разговаривать.
Похороны организовали дядины адвокаты. Трупов не было. Мне объяснили, что самолет взорвался от удара о землю и все пассажиры сгорели. К этому моменту они уже должны были быть мертвы.
На кладбище закапывали пустые гробы. Я помню этот день. Была осень, собралось много людей, часть из которых я толком не знал, шел дождь, и это было кстати, потому что никто не мог рассмотреть моих слез.
Сейчас я тоже плакал.
Прошло семь лет, боль притупилась, я научился жить, сознавая, что мои родители умерли, и смирился с этим. И теперь вот узнаю, что на самом деле все это время они жили в другой стране и кто-то убил их этой ночью.
И боль потери вернулась, как будто никогда и не уходила.
Часа через два ко мне поднялся Палыч.
Наверное, правильно, что это был именно он, а не граф. Все-таки Палыча я знал уже давно, и, наверное, он был самым близким мне человеком на тот период жизни.
– Мне жаль, Костя, – сказал он, присаживаясь на край моей кровати.
– Мне тоже, Палыч, – сказал я. – Семь.
– Что «семь»?
– Семь трупов начиная с вчерашнего утра.
– Восемь, – сказал Палыч. – Думаю, ты должен знать. У твоих приемных родителей, когда они оставили тебя, родился ребенок. Мальчик. Ему было пять лет.