Темная страсть

Йон Ларисса

Докторша-гот сцепилась с ним взглядами, словно хотела настоять на своем, но непроницаемая чернота в глазах Шейда терпимости не обещала.

— Я знаю, что вижу, Шейд.

И она стремительно покинула обеденный зал в мелькании черно-синего и серебристого.

Судя по тому, как Шейд напрягся, Руна ожидала услышать от него поток гневных проклятий, но он удивил ее, мягко сказав:

— Идем.

Она не сдвинулась с места.

— Что такое шредерские фокусы?

— Джем наполовину соулшредер. Они могут

проникать в душу, видеть шрамы и использовать их. Пошли.

— Постой. А о каком пути она говорила?

— Ни о каком, черт подери. Ну, так мы будем ждать, когда покроемся шерстью, прямо здесь, в больнице, или вернемся в пещеру?

— Ни о каком?

— Руна, пошли. Ты не захочешь знать, поверь мне.

Да поможет ей Бог! Она хотела верить ему, хотела знать, что дорога по крайней мере еще одному человеку, кроме брата.

Руна взглянула на демона, с которым была связана на всю жизнь. Глаза его сузились в черные опасные щелки, а выражение лица стало таким же твердым и неподатливым, как и тело.

Да поможет ей Бог!

Шейд был в отвратительном настроении, когда они вернулись к нему в пещеру. Руна пыталась поговорить с ним, но его ответы сводились к ворчанию и редким отрывистым «да» или «нет».

Он прошел прямо в свою «спально-пыточную» комнату и повесил сумку с мясом, как она полагала, на крюк, свисающий с потолка.

Она не собиралась спрашивать, что еще он вешал там. И все же скрестила руки на груди и кивнула на инструменты, аккуратно развешанные на стенах, распределенные по формам и размерам.

— Расскажи мне обо всем этом.

Шейд покачал головой, и мягкий шорох его волос о воротник куртки присоединился к жутковатому скрипу крюка, на котором раскачивалась взад-вперед сумка с мясом. В такой странной ситуации ей еще не доводилось бывать, хотя для сотрудников военного подразделения армии США, занимающегося паранормальными явлениями, странные ситуации — повседневность.

Эта мысль заставила ее покраснеть от чувства вины. Шейд держится отстраненно, до конца не открывается ей ни в чем, включая и то, что происходит в этой комнате. Но и она тоже хранит секреты, например как много известно армии о его больнице и зачем она на самом деле приехала в Нью-Йорк.

И что, скажите на милость, она будет делать, когда полнолуние закончится и ей придется вернуться к работе? Шейд не позволит ей уйти, но она не намерена отказываться от работы, которую успела полюбить, только чтобы он держал ее взаперти в своей пещере.

— Не надо тебе знать.

— А я думаю, надо.

— Руна, ты не захочешь знать.

— Ты все время твердишь это, и мне уже надоело это слышать. — Она уперла кулаки в бедра. — Я больше не послушная маленькая мышка, приятель, и хочу получить ответы. Немедленно.

Шейд чертыхнулся и заметался по комнате, то и дело ероша руками волосы. Она оторвала

от него взгляд, главным образом чтобы дать ему время успокоиться, потому что он, казалось, готов был вот-вот взорваться.

Поэтому она воззрилась на стены, где висели ряды плетей, палок, наручников и ошейников. На полке выстроились бутылочки, баночки вместе с перчатками, масками и даже некоторыми менее угрожающими игрушками вроде перьев. Господи, сколько же женщин он приводил сюда? И что с ними делал?

— Шейд? Ты принуждал их?

У нее внутри все сжалось от этого вопроса, главным образом потому, что она боялась ответа.

— Нет. — Он развернулся, и взгляд его был таким свирепым, что она даже слегка отшатнулась: — Никогда. Я выбирал женщин, которые требовали этого. Которые нуждались в этом.

— Что ты имеешь в виду под «нуждались»?

Он снова заходил взад-вперед, своими длинными ногами покрывая расстояние от стены до стены меньше чем в дюжи ну шагов.

— Помнишь тот первый раз возле твоей кофейни? Я сказал тебе, что почувствовал твою нужду.

Воспоминание о том, чем они занимались в переулке, заставило ее жарко вспыхнуть.

— Это был секс. Не могу представить, что кому-то необходимы побои.

— Они нуждались в избавлении. Я чувствую любые сексуальные потребности, включая потребность избавления.

Ну и ну, чем дальше, тем непонятнее.

— Избавления? От… жизни?

На этот раз он перестал метаться и воззрился на нее так, словно она уже покрылась мехом.

— Я не монстр. Я не убиваю их. Никогда.

— Тогда о чем ты говоришь? И, ради Бога, перестань метаться, как лев в клетке. Ты протрешь дырку в полу.

Естественно, он ее не послушал.

— Некоторым женщинам нравится садомазо. Они жаждут подчинения. Грубого обращения. Обуздания. Они могут даже возбуждаться от боли. Они хотят ее. Это одно. Другие нуждаются в ней. — Он потер рукой затылок, не прервав ни своих шагов, ни сосредоточенности. — Я говорил тебе, что моя мать была демоном-амбер.

— Да, но я не слишком хорошо знакома с этим видом.

— Они способны чувствовать мрак в других: зло, сожаление, вину — все в этом роде. Это делает их прекрасными знатоками характеров.

Вина. Интересно, подумала Руна, много ли того чувства вины, которое она носит в своей душе, видно окружающим. И насколько это очевидно для Шейда?

— И ты тоже способен чувствовать?

«Пожалуйста, скажи, что нет…»

— Не в мужчинах. Видишь ли, потомство семинусов наследует несколько черт от материнского вида, но не все, да и те, что наследуются, часто мутируют под влиянием генов семинусов. Поскольку я сексуальный демон, я могу ощущать тьму только в женщинах, особенно тех, которые терзаемы ею и хотят избавиться от нее. — Он помолчал. — И я могу изгнать ее.