Темная страсть
Шрифт:
Что, если она ранена? Или связана? Аэрон испытывал искушение призвать Легион по всем правилам, как она его учила – хотя до объяснений Оливии не совсем понимал, что демонесса имела в виду, – так как знал, что такой зов она не сможет проигнорировать. Чем больше он раздумывал об этой возможности, тем прочнее утверждался в мысли, что ангелу – падшему или нет – следует покинуть крепость, иначе Легион так и не вернется. Аэрон вспомнил, как она начинала дрожать от страха при слове «ангел».
Конечно, Аэрон мог бы попросить Оливию умерить свое влияние на маленькую демонессу, так как это причиняет
Особенно после всего, что она для него сделала.
«Не нужно ее жалеть».
В конечном итоге он решил не призывать Легион. Пока.
С трудом верится, чтобы хрупкая Оливия могла кого-то обидеть. Даже когда находилась в полной силе – какой бы эта сила ни была. Если дело дойдет до драки, то Легион в мгновение ока вонзит в вены Оливии свои отравленные клыки.
«Моя девочка», – с нежностью подумал Аэрон, ухмыльнувшись. Но его улыбка быстро угасла. Мысль о смерти Оливии ему совсем не понравилась. Она ведь ослушалась приказа и не убила его. Вряд ли ей это вообще бы удалось, но она даже не пыталась. И Легион она вреда не причинила, хотя, возможно, и желала этого. Оливия просто хотела познать радость жизни, в которой ей явно было отказано.
Она не заслуживает смерти.
На мгновение, одно краткое мгновение, Аэрон задумался над тем, чтобы разрешить ангелу остаться. Учитывая то, как спокойно ведет себя демон Ярости в ее присутствии, не требуя наказать за преступление, которое она совершила двадцать лет назад, день или минуту назад, Оливия стала бы Аэрону прекрасной спутницей жизни. Как сказал Парис, она позаботилась бы о его желаниях.
О желаниях, которых, по его собственным словам, у него нет. Но он не мог отрицать очевидного – когда он сидел на корточках рядом с Оливией, внутри его что-то шевельнулось. Что-то жаркое и опасное. Она пахла солнцем и землей, а ее глаза, синие и ясные, как утреннее небо, смотрели на него доверчиво и с надеждой. И ему это понравилось.
«Идиот! Вообразил, что демон может обладать ангелом? Вряд ли. Кроме того, она явилась сюда, чтобы повеселиться, а ты, друг мой, настолько далек от веселья, насколько может быть мужчина».
– Аэрон!
Ну, наконец-то. Хоть какие-то новости. С облегчением выбросив мысли об Оливии из головы, Аэрон резко обернулся и увидел Торина. Тот стоял, прислонившись плечом к стене, скрестив руки на груди и хитро улыбаясь.
Достаточно одного прикосновения Торина, хранителя демона Болезни, к коже другого живого существа, чтобы несчастный скончался от чумы. Именно поэтому Торин постоянно носил перчатки, защищающие окружающих.
– Очередной Владыка Преисподней запирает женщину у себя в спальне, мучительно пытаясь решить, что же с ней дальше делать, – насмешливо заметил Торин.
Не успел Аэрон ответить, как перед его мысленным взором начали появляться картинки. Вот Торин с решительным выражением лица заносит клинок. Затем клинок опускается… пронзает сердце жертвы… и выходит наружу, испачканный кровью.
Смертный мужчина, которого Торин заколол ножом, безжизненной массой падает на землю. Мертвый.
Для Ярости этот поступок жесток и необоснован. А значит, Торин заслуживает наказания.
Аэрон много раз видел именно этот эпизод, и всегда ему приходилось сдерживаться. Вот и сейчас случилось то же самое. Его пальцы против воли сжали рукоятку кинжала, нахлынуло мучительное желание пронзить им Торина, как тот когда-то сделал с охотником.
«Я поступил бы точно так же! – мысленно прокричал он своему демону. – Убил бы того охотника без всяких разбирательств. Так что Торин не заслуживает наказания».
Ярость зарычал.
«Спокойствие!» Аэрон разжал пальцы и опустил руку вдоль тела.
– Демон хочет на меня напасть? – будничным тоном поинтересовался Торин.
Друзья хорошо знали Аэрона.
– Да, но не волнуйся. Я контролирую ублюдка.
Ему показалось, что демон насмешливо фыркнул.
Чем больше он сдерживал Ярость, тем сильнее тот понукал его наказывать окружающих за их проступки. Наконец эта потребность захватывала Аэрона целиком, и тогда он срывался и летел в город чинить безжалостное возмездие за малейшие прегрешения всем, кто попадался под руку.
Припадки необузданной мести и стали причиной, по которой Аэрон покрыл свое тело татуировками. Будучи бессмертным, который необычайно быстро исцеляется, ему пришлось подмешать в чернила экстракт амброзии, чтобы изображения не сходили с кожи. Процедура оказалась весьма болезненной, будто бы он впрыскивал себе в вены жидкий огонь. Сожалел ли он об этом? Черт подери, нет. Всякий раз, глядя на себя в зеркало, Аэрон вспоминал о своих страшных деяниях и понимал, что если не поостережется, то это может повториться.
Кроме этого, татуировки служили напоминанием о людях, которых он незаслуженно лишил жизни. Иногда это облегчало Аэрону тяжесть вины. А иногда помогало приглушать неумеренную гордость силой своего демона.
– Уверен, что контролируешь его?
– Что? – спросил Аэрон, очнувшись от своих мыслей.
Торин снова усмехнулся.
– Я спросил, уверен ли ты, что контролируешь своего демона? Ты часто моргаешь, а твои глаза светятся красным.
– Я в порядке.
В отличие от Оливии его голос звучал неискренне. В нем явно слышалась фальшь.
– Я тебе верю. Честно. Итак… вернемся к нашему разговору? – спросил Торин.
О чем они говорили, когда он отвлекся? Ах да.
– Ты, без сомнения, явился сюда вовсе не затем, чтобы сравнивать меня с теми нашими друзьями, кто обрел вторые половинки. Я едва ли похож на влюбленных идиотов, в которых они превратились, стоило им привести в крепость женщин.
– И этой фразой ты мне целых три шутки испортил. Эх, с тобой не повеселишься.
О том же подумал и Аэрон, когда Оливия упомянула про три своих желания. По непонятной причине подтверждение догадки его расстроило.