Темная Звезда

Камша Вера Викторовна

Проклиная про себя нынешнее положение, герцог Аррой выполнял свой долг, но по ночам ему продолжали сниться золотые пески неведомых берегов и отчаянные абордажи, в которых он первым прыгал на борт вражеских кораблей. Просьба Марко разбередила буйную душу приговоренного к власти флибустьера, и Рене с энтузиазмом взялся за дело, благо в полуночном дворе, окруженном высокими толстыми стенами, было относительно прохладно. Впрочем, через половину оры Марко так не казалось. Юноша запыхался, белая рубашка насквозь промокла, а дядюшка, казалось, почти не шевелился, одним небрежным движением кисти отводя самые хитрые удары племянника.

До этого дня принц считал себя хорошим фехтовальщиком. Он, конечно, уступал братьям и Шандеру

да и, что греха таить, и Ланке тоже, но даже для них он был достаточно серьезным противником. Рене же все выпады отражал с такой легкостью, что юноша был готов разрыдаться. Если бы не опрометчиво собранные им зрители, среди которых находилась и Марита, Марко давно бы опустил шпагу, но теперь приходилось держаться, несмотря на то, что сердце было готово выскочить из груди, а слипшиеся волосы то и дело закрывали глаза.

— Ты совсем загонял мальчишку, — наконец не выдержала Ланка, с восхищением наблюдавшая за адмиралом. — Жаль, что моим мужем будет всего-навсего твой племянник.

— Погоди, рыжая, вот доживу до дядюшкиных лет, и я так же буду драться, — хрипло выкрикнул Марко.

— Ты доживи сначала, — хмыкнула Ланка, прикусив губку. — И вообще, ты бы лучше отдохнул, а я пока потренируюсь. Ну, пожалуйста, брат, поимей великодушие…

Будь Марко в состоянии продолжать, он бы с негодованием отказался — Бог знает, когда снова выпадет удача пофехтовать с Рене, но принц понимал — еще немного, и, под сочувственные улыбочки «Серебряных» и родной сестрицы, он в изнеможении рухнет на землю на глазах у несравненной Мариты. Ланка, не думая об этом, давала ему возможность почетного отступления. Марко, приняв вид святого Урса, [75] — который, как известно, отдал нищему единственную миску с похлебкой, не успев даже зачерпнуть из нее, — передал сестре шпагу и кинжал и присоединился к зрителям.

75

Урс — святой, символ бескорыстия и милосердия.

Илана встала в позицию, глаза ее стали серьезными. Серия стремительных выпадов, свист воздуха и звон столкнувшихся клинков… Движения девушки были быстрыми, точными, грациозными; казалось, вокруг неподвижного адмирала взвихрился маленький смерч. Зрители затаили дыхание, только звон металла о металл, резкие выдохи и топот подкованных сапожек нарушали тишину, отражаясь от стен двора. Однако натиск пропал втуне — Илана лишь сбилась с дыхания, так и не пробив выверенной до мелочей защиты человека, привыкшего измерять свою жизнь длиной шпаги. Он почти не двигался, лишь иногда плавно меняя позицию; все ее атаки — мощные, сильные, когда в каждое движение вкладываешь всего себя — останавливались едва заметным движением кисти. Будь она среди зрителей, она была бы вне себя от восторга; сейчас же мастерство Рене ее бесило, заставляя раз за разом совершать все новые ошибки.

Принцесса владела оружием очень неплохо, во всяком случае, заметно лучше Марко, и тот наблюдал за неудачами сестры с известным удовлетворением. Из последних сил Ланка попыталась двигаться быстрее — не помогло. Ну, что ж… ложное отступление, уход с линии атаки… сейчас, сейчас она окажется сбоку, в «мертвой зоне»… Неожиданного резкого движения Рене она попросту не заметила — и вот он адмирал поднял ее шпагу, зазвеневшую на плитах двора после двойного кульбита, и с вежливым поклоном вернул владелице.

Принцесса раскраснелась, волосы выбились из-под сетки, глаза блестели. Она была чудо как хороша, но ей было не до того, как она выглядит. Да кем бы он ни был, она не позволит играть с ней в кошки-мышки! Вопросом жизни и смерти стало проникнуть внутрь круга, очерченного шпагой герцога. Зрители своими смешками, советами и азартными

выкриками лишь раззадоривали ее, да и Рене больше не мог сохранять приличествующее случаю серьезное выражение.

Наконец, видя, что у Ланки вот-вот польются слезы, адмирал внезапно отбросил оружие, ловко увернулся от очередного выпада, уйдя чуть в сторону с линии удара, и со смехом прижал племянницу к себе, расцеловав в обе щеки. Оторванная от земли, Ланка от неожиданности чисто по-женски взвизгнула, затем выронила клинки и замолотила по спине герцога кулачками. Он что-то ей сказал, и принцесса неожиданно звонко рассмеялась, запрокинув голову.

Вскоре они оба стояли рядом с Марко, она — тяжело дыша и утирая принесенным служанкой шелковым платком выступивший на лбу пот, он — как ни в чем не бывало, только голубые глаза горели ярче обычного. На счастье, мимо проходил слуга с подносом, на котором были фрукты и два высоких запотевших кубка. Ланка, недолго думая, цапнула один из них, — заметив, что, кому бы они ни предназначались, вряд ли тот испытывает большую жажду, чем она. Марко, воспользовавшись случаем, схватил второй. Красное терпкое вино приятно освежало.

— Друзья мои, вы не правы, — укоризненно заметил Рене. — Нет чтобы уважить старость и поделиться с дядей.

— Старость! — хмыкнула Ланка. — Когда вы ее почувствуете, то забудете это слово. Вот как граф Кодор. Сколько помню его, все говорил о себе «старик Кодор». Это когда у него по любовнице на каждой мельнице было… А как дела под горку покатились, так сейчас и сам себя Никол называет, и от других того же требует… И ты такой же. И вообще все мужчины…

— Верно, потому, что женщины даже в двадцать лет стараются показать, что им пятнадцать, — парировал Рене.

— Э, дядюшка, — Марко решил присоединиться к общей беседе, — да вы и языком не хуже, чем шпагой, орудуете.

— Стараюсь, мой друг. Хотя язык — оружие не самое честное. А словом убитых поболе будет, чем кинжалом. Особенно из-за угла…

Глава 14

2228 год от В. И. Ночь с 16-го на 17-й день месяца Влюбленных.

Арция. Святой город Кантиска.

— Вообще-то у нас есть комнаты для гостей. Вы можете остановиться и в «Счастливом паломнике», это очень неплохая гостиница недалеко от монастыря, но я буду рад видеть вас своим гостем, — заметил Феликс. Эльф с готовностью согласился. Он доверял этому человеку, который к тому же был посвящен во многие тайны.

Секретарь привел Романа в свое обиталище, предложив чувствовать себя как дома, и вернулся к своим обязанностям, сказав, что придет сразу же по окончании вечерней службы. Роман остался один, чему был несказанно рад. После откровений Архипастыря голова барда шла кругом. Он не мог отогнать ощущение, что Филипп подводил его к какой-то мысли, мысли столь невероятной и кощунственной, что Архипастырь не мог произнести ее вслух первым. Интересно, знает ли об этом Феликс?

Роман открыл окно. Комнаты секретаря находились в угловой части массивного высокого здания, откуда открывался изумительный вид на город, тонувший в пышной летней зелени. Монастыри и храмы выглядели островами и островками, разделенными узкими извилистыми улочками, мощенными серовато-серебристым камнем. Высокие башни и купола заставляли думать о величии Творца и ничтожности человеческой жизни. Резиденция Архипастыря располагалась на единственном по-настоящему высоком холме Кантиски, и с высоты все просматривалось как на ладони. Взгляд Романа скользил все дальше, пока не уперся в широкий тракт, по которому он несколько часов назад въехал в святой город. Там, на северо-западе, в трех неделях конного пути (если ехать на Топазе, и в месяце, если у тебя обычная, пусть и очень хорошая лошадь) осталась Таяна с ее странными обитателями. Таяна, подарившая Арции Анхеля Светлого…