Темнеющая весна

Нина Светлана

– Ооо! – округлила глаза Полина. – А вдруг Алеша против образования для женщин и набросится на тебя в подворотне?! Начнет кидаться в тебя грязью и камнями!

Анисия улыбнулась ее переигрыванию. В целом она не одобряла потребность Полины в театральщине, но высказывала это лишь Павлу с нотками осуждения, из чего следовало, что уж Анисия – то, конечно же, не такая. Когда же она сталкивалась с Полиной нос к носу, за осязаемостью теплоты живого человека та начинала казаться даже премилой.

– Он не возражал против образования для меня…

– Ах да, святоша был готов жениться, лишь бы ты не уехала учиться!

–

По-твоему, на мне можно жениться только ради этого? – сузила глаза Анисия.

Полина показала ей язык.

– Может, он обыденно мстит мне за унижение?

– Так или иначе, – голос Полины потемнел, – к чему караулить тебя, как какому-то сумасшедшему? Он кончил с церковью.

– Ты… ты осведомлена?

Полина приподняла бровь и уже хотела ответить. Но Анисия поспешно вколотила, чувствуя, как сердце рвется из пустоты:

– Как и обещал… Его мать, должно быть, почила.

– Куда там – завидная лошадь. В своих одурманенных известным аптечным веществом фантазиях только и видела любимца священнослужителем. Может, чтобы свои грешки так искупить – это ведь так у них обычно работает? Нечего сказать, пикантная слабость.

Анисия потянула опущенные уголки рта к носу.

– И… и что же? Мать жива, но Алеша добровольно перестал учиться богословию?

Полина с недоумением посмотрела на Анисию.

– Д… да, – протянула она с натугой, словно решая, говорить ли дальше. Ее брови наползли на переносицу.

– А я назвала его слабаком тогда…

Полина слегка повела склоненной головой.

– Я его ненавижу, – гулко произнесла Анисия.

Полина в изумлении посмотрела на Анисию и, опершись на ладони, вымученно произнесла:

– Ненавидеть его не за что.

Анисия хотела, чтобы Полина спросила ее о причинах этих слов, но Полина с каким-то пренебрежением вляпалась в полоску пыли, обнаженную отодвинутой бумагой.

Анисия начала чесать себе локти.

– Он не солгал мне! – с огорчением выпалила Анисия через минуту, когда вытянутая Полина погрузилась в газету с высоты своей аккуратно очерченной головы. – Я была уверена, что он слабак и лгун. А за его простодушием крылся расчет… Он во все это не верил, только играл роль! Может, он вообще сделался атеистом, – мечтательно закончила она.

В восхищении от мысли, что семинарист Алеша – атеист, Анисия едва не улыбнулась в собственные постукивающие по зубам пальцы.

– А теперь он хочет помочь сестре, которая пытается освободиться от брака с каким-то престарелым сифилитиком.

Анисия озадаченно сощурилась, вспоминая внешность и возраст Виктора Грифа.

– Вовсе не такой он старый…

– Да все они одинаковые, – поморщилась Полина.

Анисия не понимала, почему, но ей были приятны эти далекие от истины слова Полины. Виктор обладал чем-то омерзительным… вроде могущества, которое хотелось попрать ради всеобщего равновесия.

– Мамашам лишь бы выпихнуть дочерей. Хитрят, да как бы себя не перехитрили, – ожесточилась Полина.

– По мнению Алеши хитрость всегда была родственницей трусости.

Полина посмотрела на нее с какой-то слишком взрослой и слишком сочувственной усталостью.

– Все эти правильные мальчики действительно верят в свой возвышенный треп… а потом им приходится принимать решения в непредвиденных обстоятельствах. И они сами уже становятся и хитрецами, и трусами. В молодости они заигрываются

в эту картинную борьбу с обществом, в которое не только прелестно вписываются, но и гармоничной частью которого являются. Твой родственник Игорь, например. Исчезни это высшее общество, на что он принялся бы жаловаться?

– Я обязана сходить туда и помочь им, чем смогу, – твердо заявила Анисия, вспыхнув от этого поучения, но смиренно пропуская его мимо ушей.

– Зачем тебе намеренно его искать?

– Потому что я виновата в случившемся.

Полина вздохнула.

– Неужели ты, с твоей головой, будешь играть в высосанную из пальца драму? Ты не из тех идиотов, которые легко сползают в чувство вины, потому что им пожалеть себя охота. Чувство вины – самое эфемерное из наших чувств.

Анисии захотелось покусать собственные губы, но она боялась насмешки колких Полининых глаз.

– Так… может говорить только тот, кто не порезан им.

Она стремилась к Алексею не только из-за чувства вины. Место, где скрывалась его семья, поблескивало заветным ореолом утраченного воодушевления и новизны юности, всегда наполненной, золотой даже зимами. Где могли бы сосуществовать все они, нужные друг другу, перемежая необходимость с ревностью, а вдохновение с пресыщенностью. Наполняя друг друга и бесконечно надоедая.

За десять последних лет Анисия стала иным человеком, в которого каким-то невообразимым образом поместили воспоминания, объединяющие ее с Анисией, открывающей для себя юность. Как теперь казалось, счастливую, беззаботную юность, хотя она была наполнена теми же страхами, горестями, меланхолией и желанием вырваться из узкой полоски бытия, который ей разрешено было исследовать. Что бы делало человечество, не будь письменности, преданий, манускриптов, иероглифов, клинописи? Всех этих невероятных способов совместить прошлое и будущее, поразиться им и не сделать никаких выводов? Забыло бы себя… И никогда не стало бы одержимо чужим сознанием.

Взволнованная Анисия описала вокруг себя какой-то мудреный пируэт и наткнулась на чернильницу. Полина прыснула. Ей казалось уморительным, что Анисия нисколько не стесняется ни своих выбившихся из прически прядей, ни периодических пятен на платьях. Нахрап не портил ее миловидность, а, напротив, будто оттенял ее. Отсутствие кривляний и благовоспитанных взглядов на туфельки, оказывается, не делало из девиц монстров, как пророчили противники нигилисток. Анисия воззрилась на Полину, чувствуя новый прилив былого надломленного сродства.

– Я намереваюсь удержать тебя от похода туда, – разрубила это чувство Полина.

– Что?! Это еще почему?!

– Там же ко всему прочему будет твой отец, – оповестила Полина, стянув кожу над переносицей.

7

Тут Анисия отряхнулась. Одна на своей стороне их с Павлом особняка – не помнила, как добежала в пылу этой кавалькады. С безотчетной, ревнивой тоской по Полине, которая колесила по Европе с любовником и по слухам даже спускала немалые суммы на рулетку. Они не переписывались после череды песнопений, которые Полина начала сразу после замужества Анисии, продолжила после рождения Аркадия и завершила совсем недавно. После чего с чувством выполненного долга она как-то слишком поспешно и ни с кем не простившись укатила обратно в Швейцарию с Игорем, братом Павла.