Темница тихого ангела
Шрифт:
– Летчиком, – поправил Торганов.
– Ну, да, – согласился таксист. И остановил машину. – Приехали. Вот ваш «Пиноккио».
Пятаков в новом гражданском костюме сидел за угловым столиком. Пиджак, застегнутый на все пуговицы, топорщился на груди. А галстук, похожий на скрученный российский флаг, и вовсе выпирал наружу, словно переодетый полковник пытался спрятать за пазухой трехцветное велосипедное колесо. Перед Михаилом Степановичем стояла кружка пива, к которой он, судя по всему, не прикасался. Николай посмотрел на часы: пять минут седьмого – если он и опоздал, то ненадолго.
В просторном зале было почти пусто: лишь за одним
Торганов прошел мимо них и услышал часть беседы.
– Почему я должен в качестве гарантии оплаты представлять векселя Сбербанка, а потом оплачивать поставку и получать свои векселя назад? – возмущался один из мужчин.
Второй словно и не слушал его.
– …с ней вообще невозможно куда-либо ходить – ей потанцевать хочется, а мне уже лень. И потом, вдруг знакомые засекут? Она у меня уже два года секретаршей пашет, говорит, что с мужем не спит, а как в кабак приходим, так по сторонам сразу зырк-зырк…
Пятаков заметил Николая, поднял руку и помахал, приветствуя.
Торганов, вспомнил о микрофонах и, подойдя, предложил:
– Может, за другой столик пересядем?
Начальник колонии возражать не стал. Они по диагонали пересекли зал и опустились за стол в противоположном углу. Здесь было потемнее, но над головами висела акустическая колонка, из которой вырывалась наружу популярная песня: «Гоп, гоп, гоп! Все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю…»
Торганов совсем недавно уже слышал эти счастливые вопли. Сейчас показалось, будто это глупая песня преследовала его и включалась в момент важных разговоров, словно кто-то специально заказывал ее с целью ослабить их внимание.
– Почему завтра? – спросил Николай.
– Как завтра? – переспросил Михаил Степанович.
– Я так понял из вашего сообщения.
– Я просто ошибся, – объяснил полковник, – у меня зубы сильно болели. Я поехал их лечить, мне поставили мышьяк, а через два дня, теперь уже послезавтра, велели приехать опять.
– При чем тут ваши зубы? – не понял Торганов.
– Так очень удобно: как раз пятница. Я уезжаю в Вологду на лечение зубов. Рощиной становится плохо, доктор докладывает моему заму и говорит, что необходима реанимация, заместитель звонит мне, а я в кресле у врача. Я отвечаю, мол, действуй по инструкции. Тот ответит, что не может людей снять с постов для сопровождения, так как не хватает личного состава. Ну, а поскольку смерть осужденной в колонии нам ни к чему, это же рапорты потом писать, объяснительные записки разные, комиссии организовывать, то он ее в больницу и спихнет – пусть там оправдываются. Это я все обдумал. Теперь давайте вместе рассчитаем по часам время нашей операции: ровно в десять я у врача, потом мне звонят, потом вызывают машину – раньше двенадцати она на место не прибудет. А у нас обед начнется – машину пропустят быстро. Ну и где-то в районе часа ваши люди должны быть готовы, чтобы перехватить на дороге.
Николай молчал.
– Послезавтра, а то потом поздно будет, – прошептал Михаил Степанович, – меня давеча начальство мое вызывало. Так мне прямо и намекнули, что если Рощина опять захочет вскрыть себе вены, то – пусть. Я ответил, что в таком случае будет служебное расследование, мне
– То есть ваш начальник сам предложил вам участвовать в убийстве Рощиной? – поразился Николай.
– Я думаю, что не сам. Мне кажется, его самого попросили.
– Кто?
– Люди, которым он не может отказать.
Пятаков быстрым движением глаз показал на потолок.
– Мне кажется, что его торопят, – продолжил он, – короче говоря, сделать это рекомендуется послезавтра.
– Убить Татьяну?
– Выкрасть, – покачал головой Михаил Степанович. – Вы, наверное, не предполагали, будто это легко. А я скажу, что это невозможно в принципе, но за свою часть реализации плана отвечаю лично, гарантирую даже. Главное, чтобы ваши люди все чисто проделали и чтобы потом их вместе с ней не сцапали. Нужны опытные специалисты. Ведь, если вы предложили мне принять участие в данном мероприятии, значит, у вас есть такие надежные люди? Иначе бы я не согласился: к чему рисковать жизнью и свободой, когда шансов никаких – тут уж никакого миллиона не надо.
– Да-да, – кивнул Торганов, понимая, что деваться теперь некуда.
А он и не собирался идти на попятный. Только уж как-то все неожиданно быстро получается.
– Ваши люди, когда Рощина окажется на свободе, сообщат вам, а вы тогда отдадите мне оставшуюся часть суммы, мы расстанемся навсегда, словно незнакомы вовсе. К этому времени мне поставят пломбу…
Николай кивнул, но полковнику этого показалось мало. И он уточнил:
– Я дождусь вас на выезде из города, мне сообщат о нападении, вы передадите мне деньги, и я помчусь разбираться со своими сотрудниками по поводу чрезвычайного происшествия.
– С деньгами помчитесь?
– Нет, конечно, но это уже мое дело, где я их скину.
Когда выходили из ресторана, ко входу подъехала новенькая красная «Мазда», на заднем стекле которой красовался прилепленный скотчем лист бумаги с отпечатанным призывом «Срочно продается!!!!!!».
Водитель вылез наружу, и Пятаков спросил его:
– Сколько машине?
– Полгода не будет.
– А зачем продаешь?
– А я в кредит ее взял, а сейчас и сам не понимаю: зачем?
– Вот ведь русский человек! – восхитился Михаил Степанович. – Сначала деньги на ветер выбросит, а потом погоду ругает!
– Я ничего не ругаю, – обиделся владелец «Мазды». – Очень хорошая машина, но, как подумаю, что мне три года по восемьсот баксов в месяц платить, то на фига?
Он смерил Пятакова с ног до головы и усомнился:
– Так у вас есть интерес?
– А зачем? Меня пока на служебной возят.
– Я куплю вашу машину, – сказал Торганов, – но хочу сделать это побыстрее. Можно даже по доверенности, чтобы с учета не снимать.
– Согласен, – сказал владелец «Мазды».
И продиктовал Николаю свой телефон. Николай записывать не стал.