Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.
Шрифт:
Оставалось только воевать, но война привлекала отнюдь не всех христианских владык. Князь Боэмунд Антиохийский договорился с Саладином, что перемирие между ними по-прежнему в силе. Раймунд Триполийский позаботился о перемирии с Саладином для своего собственного Триполийского графства и для галилейских земель своей жены, хотя оба они оставались ленниками короля, и потому обязаны были поддержать его в войне. Во время переговоров он заодно раскрыл собственные притязания, заручившись поддержкой Саладина в намерении провозгласить себя королем Иерусалимским после неминуемого столкновения.
Великий Магистр де Ридфор, все еще достаточно могущественный, чтобы мстить, не мог допустить, чтобы прегрешения графа Раймунда против короны сошли ему с рук, и убедил короля Ги, собрав войска, выступить на покорение Галилеи и ее столицы Тибериаса, чтобы научить их смиряться перед короной, пока война не началась. В то время как они стояли лагерем на пути к Тибериасу, к ним подоспел Балиан д'Ибелин, попытавшийся увести их прочь с дороги,
Парламентеры отправились на встречу с Раймундом 29 апреля 1187 года. На следующий день Балиан отлучился, чтобы уладить какие-то срочные дела, пообещав нагнать остальных позже – событие вроде бы совершенно невинное, но, лишившись трезвых увещеваний Балиана, способного умерить их пыл, они не смогли предотвратить катастрофу, вскоре разыгравшуюся по неразумию де Ридфора.
Тридцатого апреля, когда делегация следовала в Тибериас, Раймунда навестил сын Саладина ал-Афдаль, посланный отцом с наказом в течение дня оглядеться в Галилее, согласно договору Саладина с Раймундом. Ал-Афдаль испрашивал соизволения графа проехать по его землям. Хоть просьба и доставила Раймунду неудовольствие, договор не оставлял ему выбора, так что разрешение было дано. Не прошло и нескольких часов, как мусульманская кавалерия выехала на тропу, пересекавшуюся с дорогой, по которой ехала делегация из Иерусалима. Узнав о ее прибытии всего за день, Раймунд, чтобы не вышло неприятностей, без промедления выслал гонца известить единоверцев о рекогносцировке мусульман.
Послание Раймунда прибыло в тот же день, и Великий Магистр госпитальеров поддержал предложение Раймунда в этот день не трогаться с места, дабы избежать столкновения, но храмовник де Ридфор придерживался в точности противоположного мнения: вот она, ниспосланная Богом возможность ударить по врагу! И вызвал Великого Маршала Храма Жамэ де Мэльи, находившегося в замке всего в нескольких километрах от того места с девятью десятками рыцарей-тамплиеров. Получив это подкрепление, они двинулись в Назарет, где смогли подбить около сорока местных рыцарей и группу пехотинцев составить им компанию. Когда отряд выступил, архиепископ Тирский, будучи человеком сугубо мирным, благоразумно остался в Назарете. Проходя через город, де Ридфор кричал народу, что грядет великая победа христианского оружия, приглашая их прийти на поле боя, чтобы собрать трофеи у павших неверных.
Когда же жалкий отряд из без малого двухсот христианских рыцарей поднялся на вершину холма за стенами Назарета, в долине под ним обнаружилось войско из семи тысяч мусульманских кавалеристов, поивших лошадей в Крессонском источнике. Главным полководцем тамплиеров был маршал Жамэ де Мэльи, но даже он вынужден был подчиняться Великому Магистру. Его военный опыт, да и просто здравый смысл, подсказывали, что надо убираться подобру-поздорову, и поскорее. Великий Магистр госпитальеров поддержал его безоговорочно, но Жерар де Ридфор прямо-таки взвился, обвиняя обоих в трусости и распекая маршала за то, что тот боится умереть за веру. Не выдержав нападок и оскорблений Жерара, оба сдались. Прозвучал приказ атаковать, но дальнейшее больше смахивало на избиение, нежели на битву. Маршал Храма погиб через считанные минуты, Великий Магистр госпитальеров последовал за ним. Из тамплиеров удержаться в седле и вырваться из долины сумели только Жерар де Ридфор и еще двое, все израненные. Граждане Назарета, поверившие бахвальству магистра тамплиеров и пришедшие за добычей, сами стали добычей мусульман, угнавших их в неволю.
Наблюдавший со стен замка Раймунд увидел, что мусульмане, как и обещали, возвращаются после однодневной рекогносцировки, но копья авангарда выглядели как-то странно. Когда же они приблизились, он узрел, что на копьях у них насажены головы с бородами, развевавшимися на ветру – головы рыцарей Храма.
Плоды частного договора с Саладином так потрясли Раймунда, что когда Балиан и архиепископ прибыли завершить свою миссию, он уже был готов загладить вину, аннулировав договор с Саладином и совершив путешествие в Иерусалим, чтобы присягнуть на верность Ги. Король принял его со всеми подобающими почестями. Казалось, единство христиан достигнуто, и в самое время: Саладин созывал войска со всех уголков своей обширной империи, пока к востоку от Иордана не собралось около тридцати тысяч человек – величайшая армия из всех, какие он собирал. На западном же берегу король Ги повелел всем
Первого июля Саладин переправился через Иордан у южной оконечности Тивериадского озера и послал половину своего войска в окрестные холмы, а вторая двинулась на север, чтобы напасть на принадлежащий Раймунду город Тибериас. Граф Раймунд в это время находился в рядах королевской армии, поэтому командование приняла на себя его жена, графиня Эшива. Город вскоре пал, а графиня отступила со своими войсками в замок, приготовившись к долгой осаде.
На совете в Акре граф Раймунд выступил с очень дельным предложением. В изнурительную летнюю жару преимущество будет на стороне обороняющихся, занявших позиции, и в достатке снабженных свежим кормом для животных и водой. Ни одному полководцу не сдержать армию в этом выжженном солнцем, безводном краю, и рано или поздно Саладину придется отступить. Тогда-то и настанет время атаковать, когда мусульманские люди и лошади будут изнеможены, выжаты до предела безжалостным зноем и жаждой. При таких условиях дисциплина мусульман пошатнется, и свежая христианская армия, перейдя из спокойной, комфортабельной обороны в стремительную атаку, непременно одержит победу. Вдобавок оборонительная тактика позволит выиграть время для подхода из Антиохии обещанного подкрепления. Очень разумная идея, и все бы хорошо, если бы не Великий Магистр де Ридфор. Наверное, он был попросту не в состоянии принять от Раймунда Триполийского хоть какой-нибудь совет. Так или иначе, но он назвал соперника трусом, продавшимся Саладину, после чего принялся поносить всех соратников, всячески укоряя их, что, де, греховны одни уж помыслы об иных действиях, кроме решительного и незамедлительного удара по врагу. И снова оскорбления возобладали над разумом: уступив де Ридфору, король приказал своему войску выступать для встречи с сарацинами под Тибериасом.
Христианская армия направилась на юго-восток и 2 июля встала лагерем под Сифорией, менее чем в тридцати километрах к западу от Тибериаса, где в достатке имелись и вода, и пастбища для лошадей, и можно было устроить идеальный стан для действий против Саладина. Тактические соображения требовали окопаться здесь и ждать, но, к несчастью, тут прибыл нарочный от осажденной графини Эшивы, державшейся вместе со своим крохотным гарнизоном в замке Тибериас. Поднявшись, ее сыновья молили остальных спасти мать, после чего к совету еще раз обратился граф Раймунд. Да, речь идет о спасении его собственной жены и его собственного города, но все сказанное им ранее остается в силе: армии не следует совершать переход по пустыне в изнуряющую жару, это подточит силы людей и лошадей, а добыть воду по пути негде. Если их не убьет жара, то жажда уж непременно. Будучи христианином, он поклялся лучше лишиться своего города и всех друзей и любимых, нежели потерять Священное Иерусалимское королевство. Его слова отрезвили совет, и армия осталась на укрепленных позициях в Сифории.
Когда все отошли ко сну, Жерар де Ридфор вернулся в королевский шатер и пустил в ход все аргументы, чтобы вынудить короля перейти к действиям. Дескать, Раймунд Триполийский – предатель и тайный союзник Саладина. Дескать, он пытался воспрепятствовать коронации. Дескать, он повинен в бойне у Крессонского источника. Да как им всем жить дальше с мыслью, что сознательно обрекли на погибель главный город Галилеи и доблестную женщину, защищающую его? Мол, тамплиерам не снести позора, они лучше лишатся своего ордена, нежели закроют глаза на шанс поквитаться за павших братьев. Мол, де Ридфор со своими тамплиерами поддерживал Ги с самого приезда того в Святую Землю, он их испытанный и верный друг. В конце концов король Ги, не устояв перед напором Великого Магистра, разослал по армии приказ выступать на рассвете.
Уж лучше бы они выступили прямо ночью. Пятого июля солнце палило немилосердно, недвижный воздух не колебало даже легчайшее дыхание ветерка. Выбранная ими дорога вилась среди голых холмов, вокруг не было ни деревца, ни кустика, дающего хоть клочок тени. Саладин перебросил свое войско, разбив лагерь так, чтобы преградить дорогу у самых подступов к Тивериадскому озеру близ деревеньки Хаттин, где его воины и животные не знали недостатка в питье. А теперь он заставил работать на себя еще и жажду, сдерживая продвижение христианского воинства. Весь день напролет отряды верховых мусульманских лучников, жалили колонну христиан, будто рои ос, а особенно – тамплиеров, шедших в арьергарде. Подскакав чуть ли не вплотную, они пускали стрелы по людям и лошадям и мчались прочь без единой царапины, изнуряя тамплиеров, получивших приказ не покидать строя даже ради преследования противника. И все это время на них давил невыносимый испепеляющий зной, заставляя людей обливаться потом в раскаленных, как печка, доспехах и терять силы от обезвоживания.