Шрифт:
Глава 1. Милорада, или Лесная ведьма
Империя Снартари, провинция Алидар. 850 год Седьмой Эпохи (спустя 30 лет после событий «Ядовитых уз» и 25 – «Сердца терновника»)
Я всегда по-детски боялась, когда отец уходил в обход. Тогда ночь за решетчатыми окнами казалась темнее, вечнозеленые великаны – еще выше, а дальний волчий зов в пустом сумраке множился эхом и просачивался даже сквозь законопаченные мхом бревна. Я, как пятнадцать лет назад, пряталась в своей комнатушке, предварительно заперев ее на щеколду и подперев дверь стулом, накрывалась стеганным одеялом с головой и читала молитвы Солнцу – редкому
До ближайшей деревни от дома егеря – нашего дома – пять лиг. Как же я завидовала деревенским! Когда рядом сосед, не так страшно ждать рассвета. Когда на главной площади всегда горит костер в три человеческих роста, и его отблески видны на окраине.
А здесь тьма, которую не могут разогнать холодные звезды. Едва смеркается, ночь подползает к самому окну, приникает к нему носом, и лучше не смотреть ей в глаза.
На своих скио 1 отец будет исчерчивать снег кругами до рассвета. Обычно он уходит днем, но раз в декаду проверяет на действенность ярмарочные амулеты, не могу сказать иначе. Вот зачем?
1
Название местных лыж
Одеяло почти не греет, слова молитвы путаются. Хорошо, что не слышат наставники из деревенской школы, куда я хожу, едва летом сойдет снег.
Отец не раз советовал выпить отвар кошачьего ладана 2 и спокойно заснуть, но дело в том, что своих снов я боялась не меньше ночных тварей. С некоторых пор.
С завидной регулярностью мне снилось одно и то же лицо – высокие скульптурные скулы, четко очерченный подбородок, светлые волосы. Не такие, как мои, чуть темнее, цвета спелой пшеницы, и изумрудные глаза с какими-то нереальными золотистыми вкрапинками. Как колдовские светляки, пойдя за которыми, непременно угодишь в топь.
2
Валерианы
В снах незнакомец, закутанный в зимний плащ, протягивал руку, я ее принимала, а потом… Глаза наливались кровью, как у быка, виденного мной однажды на ярмарочных боях, верхняя губа подергивалась, и начиналась незнакомая магия, сродни запрещенной приворотной, потому что я не могла отвести глаз и рассмотреть, что не так с его красными губами, с этими прекрасно очерченными губами. После первого испуга я уже без опаски погружалась в вязкие глубины карминовых оттенков, плыла в них, раскинув руки и ожидая чего-то неизведанно приятного и почему-то запретного. Из дурмана традиционно возвращала резкая боль, будто мне ни много, ни мало откусили голову, а потом весь день потягивало и постреливало в шее.
Чур меня, чур! Меньше таких мыслей, Мила, больше молитв, и, глядишь не придет сегодня кошмар.
Пойти бы и обновить солнечные знаки на стенах, совсем стерлись от времени. Едва
В темноте под одеялом блеснули два янтарных глаза.
– Царапка, это ты? – несмело протянула руку к кошке и с облегчением ощутила теплую шерсть.
И в тот же миг… меня будто резко окунули головой в новый сон – сквозь мои пальцы проходит дорогой мех чужого, искусно выделанного плаща, что висит… в нашем предбаннике. Контраст такой, как если бы бриллианты положили к плетеное лукошко. Рядом еще один зимний плащ, с чуть иной выделкой, а под лавкой – дорожный мешок. Я отдергиваю руку, еще не застигнутая за неподобающим любопытством, но почти – отец спускается по скрипучей лестнице. Не один.
Фух. Под рукой снова свернулась Царапка, тихонько перебралась на колени. А мне захотелось пить. Никогда еще у меня не было снов наяву. Рассказать бы отцу, да боязно – еще посчитает, что меня нужно лечить молитвами, и отправит к жрицам в монастырь.
Постойте-ка. Отцу – нельзя, но есть тот, кому можно.
Невыспавшаяся, разбитая, как старая колода для рубки дров, я поднялась с первыми рассветными лучами – сказывалась привычка. Хоть живность у нас не водилась – дичь мы с отцом добывали на охоте, за домом находилась теплица из гномьего небьющегося стекла, и за ней требовался уход. Но сейчас я пошла за «урожаем». Отметив с десяток мелких следов на свежем снегу, зашла вовнутрь и устремилась к жухлому кустику в самом дальнем углу. С трудом отыскала плоды, завернула в платок – старая Лейра должна принять подношение. Это только выглядят ягоды непрезентабельно, и на вкус горчат, но из них получается отличное лекарство от кашля и хандры.
Батюшка пропажи не заметит, теплицы исключительно в моем ведении. Главное, успеть вернуться до его прибытия.
Лейра жила, как и мы, отшельницей. В канун зимнего праздника проводов Солнца вся деревня бегала к ней гадать, и я вместе со всеми. Почтенная женщина была смуглой – поговаривали, в ее жилах текла кровь наших соседей-истайров, лунных эльфов, и она применяла их шаманство. Так это или нет, неизвестно, но Лейра по праву считалась ведающей матерью, или попросту ведьмой. Даже если ее магия не наша… какая разница? Если кто-то и мог мне подсказать советом, то только она.
Я накинула овчинную шубу, проверила, что ключи крепко висят на поясе, а арбалет за спиной, всунула носы сапог в скио и выскользнула за калитку. За пазухой лежали драгоценные ягоды.
Бояться было нечего – с наступлением рассвета крупные хищники уже спали в своих логовах, а мелкие напасть не осмелятся. Хуже, что видимость была ниже среднего, и крупными хлопьями лениво шел снег. Есть вероятность, что проложенную колею заметет. Нет, не заметет, если я быстро.
Как дитя леса, единожды побывав в любом его месте, я могла легко найти дорогу. Для меня не существовало одинаковых деревьев или похожих рисунков на коре. И все же путь до ведьмы занял время. Несмотря на мороз, со лба стекала дорожка пота.
Наш дом – добротный сосновый сруб, двухэтажный, а жилище Лейры больше напоминало землянку. Незнающий прошел бы мимо занесенной крыши, приняв ту за сугроб.
А если старухи нет дома? Если она не захочет меня принять?
Я приложила перчатку к деревянной двери. Откуда вдруг такая нерешительность?
Но тут, как и ночью, меня накрыло видением – закутанная, тонкая, как тростник, ведьма приветливо улыбается. Я постучала.
Лейра открыла спустя минуту – в той самой шали, что показало видение. Я должна со всем этим разобраться!