Темное торжество
Шрифт:
Лишенная какой-либо возможности обороняться, я кусаю его.
Граф отшатывается, глаза темнеют от ярости. Он замахивается, чтобы вновь ударить меня…
— Нет! — на весь зал кричит Юлиан.
Д'Альбрэ пригвождает его ледяным взглядом:
— Я буду наказывать ее, как пожелаю.
— Нет, государь мой, — повторяет Юлиан.
Д'Альбрэ склоняет голову к плечу и изучающе смотрит на сына:
— Не можешь вынести, чтобы кто-то другой трогал ее?
— Дело не в этом, — говорит Юлиан.
— Может, ты желаешь ее для себя? Я многое готов
Я жду, затаив дыхание. Возьмет ли Юлиан то, что ему предлагают?
— Нет, — произносит он.
И смотрит не на д'Альбрэ — на меня. Наши взгляды встречаются, и я понимаю, что он сделал выбор. Решил быть не возлюбленным мне, а добрым братом. Тихая радость переполняет меня. Мы всегда оказывались сильней, если противостояли нашим мучителям сообща. Но радость тотчас улетучивается, ведь я понимаю, что ему придется дорогой ценой заплатить за свой выбор. Прямо в этот миг у него на лбу проявляется смертная метка.
— Юлиан, погоди!
Я дергаюсь в его сторону, но де Люр тотчас возвращает меня на место.
Юлиан отходит прочь от д'Альбрэ и останавливается передо мной.
— Помнишь, — говорит он, — как мы были маленькими и ты боялась темноты?
— Да.
— А помнишь, что я тогда пообещал тебе?
— Да, — шепчу я.
Он пообещал, что вырастет большой и перебьет всех чудовищ.
— Я дал слово и сдержу его, — говорит он. — Жаль только, я не сделал этого раньше.
— Если сделаешь это, ты умрешь.
Он улыбается настолько кривой и тоскливой улыбкой, что у меня чуть сердце не останавливается.
— Боюсь, — говорит он, — некая часть меня, причем лучшая, уже много лет как мертва.
Он быстро целует меня в лоб, и это истинный поцелуй старшего брата. Потом отходит и поворачивается к д'Альбрэ.
Тот спрашивает:
— Ты правда готов умереть за нее, мальчик?
Вместо ответа, Юлиан обнажает меч.
Фехтовальщик он великолепный, но ему недостает жестокости и безжалостной силы д'Альбрэ. Поверить не могу, что мне придется вот так беспомощно стоять в стороне, глядя, как человек, столь долго меня любивший, умирает ради этой любви! Может, д'Альбрэ с самого начала и добивался именно такого исхода? Он ведь знает, что для меня не выдумать наказания страшнее, чем присутствие при гибели Юлиана.
И вот звенит сталь — это д'Альбрэ тоже вытащил меч из ножен, и де Люр оттаскивает меня за пределы круга, образованного вельможами. В зале опять воцаряется полная тишина. Юлиан атакует первым, он делает серию стремительных выпадов… Д'Альбрэ отвечает зверским размахом, заставляя Юлиана отскочить, иначе будет зарублен.
Они пристально глядят друг на друга, ожидая, кто первым сделает новое движение; я же выворачиваю запястья, силясь дотянуться пальцами до узла. Ничего не получается. Я верчу головой туда и сюда, оглядывая жесткие, не отмеченные ни малейшим сочувствием лица.
Чудище непременно придет за мной.
Только он опоздает…
Зрители одобрительно гудят, и мой взгляд снова
Юлиан почти оглушен, и это позволяет д'Альбрэ пройти его защиту и ударить по ребрам. Я закусываю распухшую губу, чтобы не закричать в голос. Юлиан сгибается пополам, морщась от боли и тяжело дыша. Сквозь дыру на его камзоле сочится кровь.
Зрители улыбаются, довольные зрелищем первой крови. Они переминаются и теснятся… и я вдруг чувствую на своих связанных запястьях чью-то руку. Я отстраняюсь, полагая, что это надумал посвоевольничать кто-нибудь из воинов, потом до меня доходит: а ведь руки-то женские!
Еще миг, и мне в ладонь вкладывают что-то острое и твердое.
Это нож!
До предела скосив глаза, я замечаю Жаметту — она поспешно отступает в толпу. Меня она терпеть не может, но… любит Юлиана.
Ну хорошо, и что же мне делать с этим маленьким ножом? Зачем она его дала? Чтобы я Юлиановы мучения прекратила? Или Жаметта надеется, что я немедленно покончу с собой и опять-таки остановлю поединок?
Не отводя взгляда от вельмож, стоящих непосредственно передо мной, я с привычной ловкостью перехватываю ножик таким образом, что он исчезает из виду, затем поворачиваю лезвие, пока не нащупываю им веревку. И потихоньку пилю свои путы.
Теперь д'Альбрэ действительно играет, забавляется с Юлианом. Быстрый удар, царапина, порез на плече… Юлиан бросается вбок, под руку д'Альбрэ, и бьет снизу вверх, почти — почти! — успевая пырнуть графа в живот, но в последнее мгновение тот уворачивается. Настроение зрителей снова ощутимо меняется, теперь они недовольны: Юлиана здесь не любит никто. В отличие от Пьера, для них он никогда не был своим.
Юлиан явно устал, его движения утратили быстроту. Я изо всех сил режу веревки. Пальцы сводит судорогой, я успела порезаться, и руки стали скользкими от крови.
Пользуясь завоеванным преимуществом, д'Альбрэ с силой замахивается. Юлиан пригибается, так что меч со свистом рассекает пустой воздух. Граф на миг теряет равновесие, и Юлиан наконец-то достает его. Раздается такой треск, что я уверена: он, по крайней мере, сломал д'Альбрэ ребро. Хочется заорать от восторга, но я молчу. Еще не хватало выдать себя!
Юлиан больше не притворяется, что бьется честно и по правилам. Он бросается вперед, готовя удар, грозящий раскроить д'Альбрэ череп. Тот делает шаг назад, спотыкается, падает… и удар пропадает впустую. Я же отчетливо понимаю: даже если каким-то чудом Юлиан выиграет поединок, уйти отсюда ему вряд ли дадут.
А я все не могу расправиться с треклятой веревкой! Право, Жаметта не переломилась бы, перерезав ее для меня. Ножик слишком мал. Почти бесполезен.
Юлиан весь в крови, текущей из дюжины порезов. Если и был на нем какой долг передо мной, теперь он отдан сполна.