Темные делишки
Шрифт:
Он слушал, не отводя от меня пристального взгляда. Наверняка обдумывал план действий. А я, несколько разозленная его угрозами, тем временем продолжала запугивать гостя. И тут мне в голову пришла неплохая идея: почему бы не нажать на любимую мозоль? Посмотрим, как это на него подействует!
— Поверьте, вам не удастся скрыться. Помимо меня, между прочим, имеется еще один свидетель ваших темных делишек!
— Кто? — глухо спросил Лукьянов.
— А вы не догадываетесь? Единственный человек, которому вы доверялись, кто покрывал ваши беззаконные деяния, кто решился из-за вас на самый тяжкий грех, кому в лицо вы так лихо бросили тяжелейшие обвинения! — по мере того как
— Это мы еще посмотрим! — сказал Лукьянов.
Я потянулась за пачкой сигарет, чтобы успокоиться. Валентин этаким ухмыляющимся дьяволом посмотрел на меня и протянул зажигалку. Я не успела взять ее, как он выпустил ее из рук, поэтому зажигалка мягко упала на пушистый ковер. Мне пришлось нагнуться за ней. Подобная оплошность была просто недопустима в данной ситуации! Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Лукьянов тут же воспользовался удобным моментом и грохнул меня сверху тяжелой пепельницей по голове. Ощутив резкую боль, от которой потемнело в глазах и перехватило дыхание, я мешком свалилась на ковер…
Оставив меня, бездыханную, в неудобном положении на полу, Лукьянов обшарил мою сумку, извлек из нее компрометирующую кассету — плод моих нелегких трудов — и выскочил из квартиры. Настенные часы в прихожей проводили гостя укоризненным кратким ударом, ознаменовав половину седьмого.
Киря нервно постукивал крепкими пальцами по столу, каждую минуту посматривая на часы: восемнадцать двадцать, восемнадцать двадцать одна, восемнадцать двадцать две… Когда короткая и длинная стрелки на циферблате его командирских часов соединились в одну, он взволновался не на шутку. Он допускал, что я могла опоздать на пять, максимум — на десять минут. Но прошло целых тринадцать минут, а меня все еще не было. Это уж слишком! Определенно, со мной что-то случилось.
Киря, несколько раздосадованный тем обстоятельством, что лишился ужина, но еще в большей степени встревоженный фактом моего отсутствия, кинулся к телефону. Попытки дозвониться до меня не увенчались успехом, что неудивительно — уже целых четыре минуты я лежала, скрючившись, возле дивана, и не то что телефонный — даже жуткий дверной звонок не смог бы пробиться в мое сознание.
Тогда Кирсанов, наслушавшись вдоволь длинных гудков в ответ и окончательно убедившись в том, что я влипла в очередную заварушку, позвонил своему напарнику Алексею Васильеву, в кругу друзей и коллег именовавшемуся Васей, сел в машину и помчался ко мне, отчаянно скрипя тормозами на поворотах. Впрочем, его старая ржавая машина скрипела даже на скорости в шестьдесят километров в час. Вася, извлеченный из семейного уюта — у него, бедняги, сегодня был законный выходной, — срочно выехал по указанному Кирей адресу. Прибыли они практически одновременно — через семь минут, лихо подняв столбы пыли возле моего подъезда.
Взломав входную дверь — я, кстати, потом не на шутку рассердилась, узрев, что они натворили! — сотрудники ворвались в квартиру, где и обнаружили меня в бессознательном состоянии. Стакан холодной
Ну и боль! Такое ощущение, что голова изнутри набита гудящим звоном, который при малейшем движении или резком звуке отзывался болевыми взрывами. Я, постанывая, прилегла на диван. В глазах постепенно светлело. Второй стакан воды, который Вася притащил из кухни, уже не понадобилось выливать мне на голову, и я, дабы старания заботливых мужчин не прошли даром, сделала несколько глотков.
— Ну как, оклемалась? — сочувственно поинтересовался Киря. Но ждать, пока я вымолвлю ответ, не пожелал. — Как это тебя угораздило, старушка? Ты же у нас — птица стреляная, опытная, а тут на собственной территории позволила так немилосердно с собой поступить! Рассказывай, кто так немилосердно с тобой обошелся?
Я протянула руку в сторону стола, не в состоянии сказать что-либо. Но Киря знал меня не первый день, так что в некоторых случаях облекать мысль в традиционную словесную форму и не требовалось — достаточно было полунамека.
— Что тебе подать? — спросил он, сделав шаг к столу и осматривая предметы, беспорядочно разбросанные по его поверхности. — Носовой платок? Ручку и бумагу? Фотоальбом?
На последнем слове я издала жалобный звук. Киря понял и, бесцеремонно плюхнувшись на диван рядом со мной, положил толстый альбом мне на колени. Я открыла одну из последних страниц и ткнула пальцем в фотографию, на которой крупным планом была запечатлена сцена из какого-то спектакля, где Лукьянов играл вместе с Анной.
— Ага, ясненько-понятненько, — сказал Кирсанов. — Методом исключения полагаю, что твоей жизни угрожал вот этот красавчик. Новый хахаль? Ну-ну, прости, не хотел тебя обидеть. Конечно же, это подозреваемый в убийстве. Я прав? Нет?
Мне надоело выслушивать глупости, которые нес Кирсанов, и, разозлившись окончательно, я заговорила, правда, отнюдь не доброжелательным тоном, принимая из рук внимательного Васи холодный компресс и прикладывая его к пострадавшему затылку.
— Этот человек… Ой-ой, до чего же больно! — поморщилась я, едва начав говорить, на звук собственного голоса, — к моему делу уже не относится, зато он задействован в той афере, с рулеткой. Он выследил меня, чего я совершенно от этого лопуха не ожидала, и пытался отобрать кассету. Проверь в моей сумке, в прихожей…
Киря кивнул Васильеву. Вася исчез в полумраке прихожей и через несколько секунд снова появился в дверном проеме с сумкой в руках.
— Эта?
— Да. Не нашел?
— Нет тут никакой кассеты, в видеокамере тоже пусто, — огорченно сказал Вася.
— Чего и следовало ожидать, — попыталась саркастически усмехнуться я. — Не сомневаюсь, что он ее уже уничтожил. Сколько стараний коту под хвост! Подлец.
— Не переживай, горемычная моя страдалица, мы его из-под земли достанем, — утешил меня приятель.
— Из-под земли не обязательно, но вот в Первую городскую больницу съездить нужно, причем немедленно! Кстати, сколько сейчас времени? — спохватилась я.
— Без двух минут семь, — отрапортовал Вася. И не без гордости прибавил: — Точное московское! Сегодня по радио сверял!
— Боже, я тут почти полчаса провалялась! — воскликнула я. — Да он за это время не только кассету уничтожить успеет, но и натворит множество неисправимых глупостей!
Киря выжидающе уставился на меня. Я знала строптивый нрав своего приятеля — пока ему не разъяснишь, что к чему и зачем, он и пальцем не пошевелит. Пришлось снизойти до объяснений. Трудно было поведать сложную историю о смерти и любви в двух словах, но я все же попыталась.