Темные дороги
Шрифт:
– Скип уехал, в колледже учится, – говорю.
Перед глазами мелькают слова, я не замечаю кулака, что бьет меня в лицо. Струйка крови течет по подбородку. Чувствую, какая она теплая. Чувствую боль. На папашину куртку падают ярко-красные капли, туда, где его кровь давно превратилась в бурую корку. Меня пытаются заставить снять куртку. Вечно от меня чего-то добиваются.
Слышу, как шериф говорит:
– Господи, Билл, тебе это надо?
Думаю, шериф выставит свою кандидатуру на следующих выборах. Лет мне будет достаточно, чтобы проголосовать, если захочу. ТЫ ВЗРОСЛЫЙ, У ТЕБЯ ЕСТЬ
Трогаю разбитый нос и решаю сказать им ПРАВДУ Кого обвинять. Кто виноват. Кого надо посадить. Мне больше нечего бояться. Что я теряю, оказавшись за решеткой? Что теряет мир, лишившись меня?
Я как-то сказал ей, что у меня ничего не выходит путем. Она провела пальцем мне по губам, распухшим от поцелуев, и сказала:
– Умение выживать – это талант.
Глава 2
Уехал Скип в колледж, и поминай как звали, даже не попрощался ни с кем. Мне Эмбер сказала, она слышала, как Донни трепался об этом в школьном автобусе.
За весь первый год после отъезда он написал мне только раз. Я думал, в следующем году он и вовсе ни строчки не пришлет, но он молчал, молчал, а потом взял да и пригласил к себе в гости. Только мы оба прекрасно знали, что я не смогу приехать, потому-то он и пригласил. Я перечел письмо раз десять и засунул в ящик комода, где лежат каталоги женского белья «Виктория Сикрет», которые я периодически ворую в комнате Эмбер.
Зря я рассказал Бетти про письмо – на следующий день. Бетти обожает, когда я рассказываю про Скипа. Особенно любит слушать про то, как мы собирались убить Донни. С ней мне, наверное, про эти дела и заговаривать не следовало, но Бетти просила, чтобы я выдал какое-нибудь приятное воспоминание о детстве, а мне больше ничего не пришло в голову.
Она хотела знать, что я почувствовал, когда получил от Скипа письмо, и почему заранее решил не ехать. Я отвернулся от окна, где серо-голубые ветки деревьев расползались по небу, как вены у Бетти по бедрам. Я бы рад не обращать внимания на ее ноги, но у Бетти чересчур короткие юбки для такой старухи.
И хотя на нее я не смотрел, но и в окно не пялился, а значит, слышал вопрос, да только ответ был очевиден, и вслух я отвечать не стал.
– Вообще-то и так понятно, что ты хочешь сказать, – произнесла она с улыбкой. – Но ты все равно скажи. Сделай вид, что я дура.
Она всегда выдает эту фразу, чтобы меня разговорить. Видать, в каком-нибудь ее учебнике написано, что эти слова безотказно действуют на подростков.
– Мне на работу надо, – сказал я, помолчав.
– В выходные?
– Да.
– И в следующие?
– Да.
– Каждые выходные?
Я промолчал, а она откинулась на спинку своего стула.
– Или у тебя есть еще какие-то причины для неявки?
Я поерзал на диване и оглядел комнату. Все тут как всегда, глазу не за что зацепиться. Стол. Окно. Стул. Лампа. Диван. Столик, на нем бумажные салфетки. Дверь. Бетти. Нет даже диплома в рамке или книжной полки. Я ее как-то спросил почему – по-моему, у всех психиатров должны быть книжные полки, – и она сказала, что
– Кто будет присматривать за Джоди и Мисти? – спросил я немного погодя.
– А кто присматривает за ними, когда ты на работе?
– Я говорю про ночи.
– Эмбер достаточно взрослая, чтобы присмотреть за ними.
– Эмбер. – Я выразительно хмыкнул.
Я опять повернулся к окну, а Бетти запустила руку себе под блузку и поправила лифчик – решила, я не увижу.
– По твоей реакции я склонна предположить, что между тобой и Эмбер по-прежнему не все гладко, – сказала она.
Затянувшееся молчание действовало на нервы.
– Почему так происходит, как ты думаешь? – спросила она наконец.
На парковку за окном опустилась ворона и начала отдирать от асфальта раздавленного червяка. Начало марта выдалось теплое, и все вообразили, что настала весна. Земля оттаяла. Червяки повылазили. Девчонки нацепили летние шмотки.
Каждое утро проезжаю мимо толпы визжащих голоногих школьниц в шортах или мини-юбках, которые ждут автобуса. И дурачок Донни среди них. Раньше я бы непременно сбавил скорость и зырил на них в зеркало заднего вида, пока не скроются за поворотом, но последнее время девчонки нервируют меня. Становлюсь мужчиной, начинаю понимать, какая разница между тем, когда просто хочешь секса и когда нуждаешься в нем.
– Эмбер говорит, она пытается, – продолжала Бетти. – Сказала, что много помогает по дому.
– Прикалываетесь, что ли? – вырвалось у меня.
– Нет, не прикалываюсь. А ты не согласен с этим?
Я захохотал. Пожалуй, даже заржал. Точно буйный лошак.
– А почему она так мне сказала, если это неправда? – спросила Бетти.
Я положил ногу на ногу и принялся выковыривать камешек, застрявший в подошве моих рабочих ботинок. Эмбер вечно потешается над их красными шнурками. А мне плевать. Зато башмаки неубиваемые. Не то что хлам, который она покупает себе за мои деньги.
– Мало того, что она лентяйка и дура, так еще и врунья, – ответил я.
– А откуда мне знать, что это она врет, а не ты?
Я выковырял камешек и совсем уже собрался швырнуть в Бетти. Раздумал и сунул в карман папашиной камуфляжной охотничьей куртки.
– Да, пожалуй, ниоткуда, – сказал я, чувствуя, как краснею.
И с грохотом уронил ногу на пол.
– Я не хотела тебя расстраивать.
– Еще как хотели. Вы хотели, чтобы я разозлился и проговорился о чем-нибудь важном.
Такие ошибки я уже допускал. Вспоминал вдруг что-нибудь вроде того, как заблестели слезы на глазах у мамы, когда я трех лет от роду выдал: «Я личность», или как мама хранила ветеринарные собачьи бирки, потому что они казались ей красивыми. А Бетти сразу оживлялась и смотрела на меня так, будто я вдруг оголился и оснастка у меня на удивление.
Она улыбнулась и легким движением откинула свои никелевые волосы за уши. Прическа у нее явно дорогая, волосы подстрижены по косой и блестят точно шлем. А вот остальное так себе. Она мне напоминает пони на сельской ярмарке, старенькую, с челкой, лошадку под новым, сверкающим седлом.