Темные пространства
Шрифт:
— Спасибо, Джон. Я надеялся, что кто-то об этом скажет, но не думал, что это будешь ты.
— Если позволите, теперь я возьму слово. Есть еще одна вещь, о которой не говорили. Одно дело, если найдут кого-то из нас. Это станет лишь помехой в наших занятиях, досадной задержкой: придется менять место, создавать новое убежище, легенду… И совсем другое — если найдут самого Томаса. Можнопредставить, что произойдет, когда они попытаются его схватить. Как я понял, он не один, он успел окружить себя учениками. Вы понимаете, какие будут жертвы? Кем бы мы себя ни считали, мы не можем этого допустить. Мы-то с вами знаем: справиться с Глечке можем только мы.
— Я все слушаю, слушаю и с каждым выступлением все больше убеждаюсь: мы существа
— Что ты имеешь в виду?
— Никто не упомянул самый простой, самый очевидный мотив, который должен подтолкнуть нас к элементарной самозащите. Это забота о собственной безопасности.
— Но Джон…
— Джон говорил не о том. Кто сказал, что Максим — последняя жертва нашего бывшего товарища ? Ты, Патрик, слишком рационализировал его. «Возникла угроза — он оценил — и ликвидировал». Присущими методами. Это получается не Томас, а какая-то вычислительная машина. Нет, наш Томас не таков! Опасность разоблачения была лишь поводом. Он должен был проверить свою возросшую силу на ком-то, кто сильнее всех людей, на равном. И еще он, возможно, хотел переступить какую-то черту в себе самом, черту, проведенную еще Учителем, — чтобы ощутить себя уж точно вне всяких норм и запретов, над всеми. Он проверил, переступил, все прошло хорошо. Теперь он не остановится. Патрик говорил о ревности. Но такую ревность, вернее зависть, он испытывает ко всем нам. Он не владеет своим мозгом так, как Эзра, и телом — как Патрик или Такэо, он не обладаеттеми чувствами, что Питер, не умеет блуждать в иных мирах… Он может только одно: лепить своих чудовищных тараканов, все больше, все страшнее, все реальнее. Он не остановится, пока не убьет нас всех, одного за другим.
— Так… Кто еще хочет? Некоторые еще не высказались. Ты, Федор? Нет? А ты? В таком случае подведем некоторые итоги. Были высказаны две позиции: условно говоря, «недеяния» и «деяния». Я хочу обратиться к Патрику: настаивает ли он по-прежнему на своем?
— Нет, не настаиваю. Должен признать: то, что сказали Джон, Такэо и ты, Уго, — это серьезно. Что же вы предлагаете предпринять? Самим напасть на Томаса ? Реализовать столь милую сердцу Якова идею воздаяния ? Уничтожить ?
— Никто не говорит об уничтожении. Решением стала бы изоляция его и его учеников. Пожалуй, я мог бы в этом помочь. А, понимаю… Изоляция… Да, это мысль. Но ее реализация связана с одним обязательным условием: чтобы изолировать, надо сначала найти. Кто-нибудь знает, где он ? Кто-то его чувствует ?
— Я пытался прощупать пространство и обнаружил множество силовых пятен. С трудом раскрыл два из них — там пустота.
— Видимо, это тоже своего рода фантомы, которые он специально поставил, чтобы спрятаться от людей.
— Скорее от нас.
— Я хочу сказать. Я могу попросить моих друзей поискать его.
— Твоих друзей?
— Ну да. Чему ты так удивился? Они и так многое знают, что происходит далеко от нашего района. Я попрошу расширить их маршруты.
— Да, это, пожалуй, идея…
— Пусть Федор попросит своих друзей, это хорошо. Но я хочу предложить еще один способ. Что, если…
Глава 13
ОЗАРЕНИЯ И СТРАХИ
В сентябре 70-го года в полицейский комиссариат города Сибиу, что в Южных Карпатах, явилась группа итальянцев. Нарядная, а у дам и достаточно легкомысленная одежда посетителей резко контрастировала с их подавленным видом. Дежурный офицер, владевший иностранными языками в пределах фраз «туалет через два квартала, мадам» и «на Бухарест ехать прямо», с трудом понимал их взволнованный рассказ, однако слово «мертвый» он понял и отвел визитеров к начальнику. Выяснилось, что граждане Италии, решившие отдохнуть и повеселиться «в загадочной Трансильвании, стране Дракулы», приземлившись на двух флайерах на лесной поляне, обнаружили в кустах яму, а рядом два трупа.
Раскрытие этого дела
Безенкул сообщил, что на северный склон хребта их привел злой дух, явившийся во сне одному из них, Янчо Струму. Злой дух да еще жадность — ведь они отправились туда, чтобы найти клад. У них в селе, считай, все этим занимаются. Началось это два года назад, когда Николай Попеску вдруг ни с того ни с сего повесил свою собаку. Пес так был к нему привязан, так предан, а Николай взял и повесил его прямо перед домом. Сказал, что тот его укусил. Соседям это показалось странным, но мало ли чего не бывает. Все выяснилось гораздо позже, когда каждый из братьев Попеску построил себе по новому дому. Николаю первому явился дух и сообщил, где зарыт клад турецких времен. Но только просто так взять его было нельзя. Надо было совершить какое-либо мерзкое, постыдное дело. Вот Попеску и повесил пса. Но это еще что. Вот Георгий Стефанеску до смерти избил свою мать, которая в нем души не чаяла. А Клавдия Лотяну отдала свою единственную дочь, совсем еще девочку, компании пьяных мужиков. У девчонки после этого помутился рассудок, зато Клавдия отгрохала себе такую домину… Каждый поступал согласно своим представлениям о постыдном. Награда для всех была одна: дух указывал место, где зарыто богатство, и давал овладеть им.
Являлся ли дух ему самому? Да, было такое. Во сне он увидел лощину на склоне горы и словно бы спустился в нее, раздвинул кусты, а там камни — вроде бы развалины. Во сне он задумался: где это может быть? И чей-то голос ему сказал, громко так: «Неужели не узнаешь? Ты же тут не раз бывал. Смотри лучше!» Опять он все то же увидел — и опять не узнал. Тогда голос сказал: «Это же Янычарова балка! Помнишь? Иди и возьми. Только прежде сделай сам знаешь что». Нет, он, Безенкул, так и не взял того клада. Потому что не поджег амбар Дуду Джорджеску. Он знал, что такова плата за доступ к золоту, но он не смог. Он, конечно, сходил в Янычарову балку, нашел кусты и камни — все, что видел во сне. И даже копал там, но, конечно, ничего не нашел. А Янчо — ну, тот, с кем он ходил в окрестности Сибиу, — тот, считай, один из самых везучих. Петр сам слышал, как Янчо хвалился, что дух его выбрал… А тут еще мать допекла, все пеняла, в кого он родился такой рохля, все в селе находят, а у него богатство мимо рук проплывает. Это его совсем доконало. И когда Струм пригласил его в гости в новый дом, он пошел. Знал ведь — недаром зовет, не к добру это, а пошел.
Дальнейший рассказ убийцы — о Маргарите Попеску, которую он, Безенкул, любил так, как любят лишь раз в жизни, и ему даже оставляли надежду на взаимность, но лишь до того времени, когда Струм нашел свой первый клад, о том ужасном, что они втроем — он, Струм и Михаил Троян — совершили, исполняя веление духа, и слова «убить» и «смерть» звучали у него в мозгу так громко, что, казалось, их должны были слышать все; о самом убийстве и о золоте, этом проклятом золоте, которое он все же принес в село и бросил к ногам матери, — весь этот рассказ настолько являл собой законченный роман, не требующий вмешательства воображения, что мне эти рвущие душу признания были неинтересны, и я без всякого сожаления прогонял их по экрану, стремясь поскорее добраться до главного — до тех сведений, которые собрали мои коллеги, наведавшиеся в село вместе с толпами журналистов. Телевизионщикам больше всего хотелось заснять поиск и обнаружение клада — с самого начала, с вещего сна, затем пресловутое гнусное деяние, ну и затем саму экспедицию. Ученых, а также сотрудников различных спецслужб (зачастую эти два статуса совмещались) интересовало другое — механизм и природа явления, получившего название «феномен Лунги». В распоряжении пытливых исследователей имелся такой испытанный инструмент познания, как страх: обиженное государство, обнаружившее, что его много лет обкрадывали, готово было упрятать половину жителей села за решетку, и беседы ученых с носителями загадочных способностей, как правило, проходили в кабинетах следователей, что сильно способствовало откровенности сельчан. После сравнения многочисленных показаний и проведения ряда следственно-научных экспериментов было установлено следующее.