Темные тени нехорошей квартиры

Михайлова Евгения

– Вполне возможно. Но я никогда не бросаю мысль, если она появилась. Должна довести ее до логического конца. Это уже моя проблема, конечно, – улыбнулась Настя. – А в чем еще выражается то, что ты называешь больными мозгами Петра Романова? Ну, кроме нестандартного секса.

– Кроме нестандартного секса – все, что имеет отношение к сексу вообще. По крайней мере, с женщиной. Пример. Я спрашиваю: «Как тебе в голову пришло стать гинекологом? Ты что, так женщин любишь?» Он отвечает: «Наоборот. Всю жизнь хотел им отомстить». Вот такой он доХтур. Я прочитала, что о нем пациентки пишут, – облезла.

– Да, я тоже читала. Странно, что мать не обеспечила его бизнесом раньше. Совершенно атипичная ситуация.

– Из чего делаем вывод, – потянулась и зевнула Марина. – Она жлобиха! Жалела сынуле единственному кусочек отщипнуть. А он тихо ждал, локти кусал, бабам туда смотрел. От осинки не родятся апельсинки.

Они друг друга стоят. У них свои счеты. И пошли бы они подальше. Все. Я поехала.

– Ты на Сретенку?

– Нет. Я в свою квартиру, которую мне Романов отделывает два года. Умрешь. Всю спальню облепили розочками, каждая с брюликами, типа роса. Там у меня Толька Васильев, сосед. Он рекламщик, считает себя художником, а сам пьяница и хулиган. Я боюсь, что он там сейчас сшибает весь этот розарий. А мне потом убирать. Слушай, ты сейчас обалдеешь. Толькин предок по линии отца был владельцем доходных домов. В том числе и нашего. Романов со своей лахудрой с нами Новый год приперся встречать. На самом деле – приехал проверить, кого я привезла. Так он чуть не умер. Ему реально поплохело. Он – Романов, всю жизнь у богатой мамы в черном теле прожил, пока не ухватил ее дело. Проковырялся сама знаешь в чем. А тут – наследник по прямой владельца дома. И вроде не одного. Не был бы Толька такой охламон… Может, чего-то и добился бы. Скажу уж тебе, раз на то пошло. Вот это мужик. В постели.

– У вас что-то серьезное?

– Нет. – Марина поднялась и стала одеваться. – В том-то и дело. Если бы было серьезно, мы бы поубивали друг друга. Мы на одни грабли второй раз не наступаем. Мне хватило моего замужества, он срок отбывал со своей стиральной доской – моделью. Теперь ипотеку выплачивает за квартиру, которую ей отдал, чтобы от нее избавиться.

– Интересно, – заметила Настя. – Ты два раза подряд произнесла слово «мы».

– И что это значит?

– Не чужие, наверное, люди…

Они вышли из офиса, остановились у своих машин.

– Марина, а где родители Анатолия, не знаешь?

– Понятия не имею. И вспоминать, что и когда он говорил, не собираюсь. Какой-то у тебя таракан с этими родителями. Мне – это по барабану. И всегда, со всеми мужиками было по барабану.

– А если я попрошу тебя спросить у него?

– Опять уравнение? Да без проблем. Толька скажет. Звони. Или я тебе позвоню. Привет твоему сыщику, от которого ты заразилась всей этой фигней.

– Спасибо, – вежливо ответила Настя.

Она подъезжала к своему двору, когда из него вышел Сергей с Маем. Они обрадовались ей оба, Сергей поцеловал, Май лизнул.

– Я увел его, потому что мама пыталась заниматься с Олежкой, а они с псом пускали все это под откос. Где ты была?

– У Марины Демидовой. Я сегодня много думала об этой странной истории с Виолеттой Романовой. Решила спросить у Марины, что она знает.

– Она что-то рассказала?

– По фактам практически ничего. Но есть интересные детали. Потом выделю главное. Пока не могу сообразить, почему у меня такое чувство, будто что-то очень важное в том, что она говорила, имелось. Насчет бывшей свекрови она действительно не в курсе. Не врет. Привет тебе передавала. Сказала, что я нудная. Да! Она сообщила, что Анатолий Васильев, сосед, потомок владельца доходных домов в центре Москвы.

– Любопытно, – хмыкнул Сергей. – Буржуазия, стало быть. Похоже. Толку от него мало, одни понты. Карету мне, карету…

Глава 12

Лара спала почти сутки. Она редко пила лекарства, но в аптечке держала необходимый набор. В том числе упаковку французского снотворного. Принимала иногда полтаблетки после слишком напряженного дня. Ночью, после приезда из аэропорта, она выпила сразу две. Просто терпеть себя уже не было сил. И так длилось сутки. Она просыпалась, но за мгновение до этого на нее надвигалась чернота. Быстро поднималась, пила опять таблетку, закутывалась с головой одеялом и уплывала в тупой, тусклый сон. Пару раз выходила в туалет, в ванную, по пути к кровати съедала немного печенья, которое держала у себя в комнате на всякий случай. До того, как подействует очередная таблетка, успевала подумать: откуда такая беспомощность, чудовищная слабость, немотивированные отчаяние и паника. Все ведь нормально. Ничего не случилось. Точнее, случилось печальное, но по жизни неизбежное событие. Заболела мать любимого человека. Он к ней поехал. Даже если окажется, что ему понадобится там задержаться на какое-то время, он не может не вернуться на работу. И, значит, она его найдет даже в том случае, если он не захочет ей позвонить. Ну, не будет у него настроения. Ведь болезнь может закончиться смертью… Но он не оттолкнет ее, Лару, если она к нему придет. Она взрослая, имеющая опыт любви женщина. Она

точно знает, что Алексея очень тянет к ней. Это страсть. Хотелось бы большего… Человеческой привязанности. Но она приходит со временем. К ней, правда, это пришло быстро. Но у женщин все немного иначе. То есть ситуация стандартная. Временное осложнение. Чем же вызваны ее стресс, бессилие, нервное истощение? Лара задала себе этот вопрос, подумала минуту, и вдруг туман от снотворного полностью испарился, она резко села, кровь отхлынула от лица. Это предчувствие! И больше ничего! Оно ее мучило еще до звонка жены Алексея. Просто бабский страх, что он ее бросит? Нет! Нет! Нет! Лара чуть не прокричала это вслух. Она уверена в себе, в своей женской неотразимости для него. Он очень сдержанно это выражает на словах, но есть моменты, когда мужчина ничего скрыть не в состоянии. Он тоже зависим от нее. Значит, ее предчувствие – это беда. Какая-то ужасная беда, которая может все разрушить и смести. Лара сжала виски. Бред? Может быть. Но она здоровый и сильный человек… «Но ты влюбилась первый раз в жизни за двадцать восемь лет, – сказала она себе. – Уже собиралась стать старой девой, хотя давно не дева. Может, любовь всегда переживается вот так болезненно, как в тринадцать или пятнадцать». Она встала, походила по комнате, нашла оставленную Алексеем полупустую пачку сигарет, сходила на кухню за спичками, вернулась, села у стола и закурила. Курила она крайне редко. Ей не нравились курящие женщины. Но это помогало сосредоточиться, даже вернуть себе уверенность, как ни странно. Да, возможно, все происшествия вокруг этой квартиры – только прелюдия к тому, что ее ждет. И предугадать ничего невозможно. Придется терпеть. Просто потерпеть, пока он приедет. Алексей мог бы уже позвонить. Но ему, наверное, не до того. Она может позвонить, но ни за что так глупо не поступит. Рядом с Алексеем может быть его жена. Звонок может застать его в больнице у матери. Это идиотское поведение.

Короче, нужно приводить себя в порядок, начинать есть, готовиться к работе. Ей выходить через несколько дней. Когда есть дела, ждать легче…

Лара пришла в халате на кухню, там на ее плите стоял обычный чайник. Она достала из холодильника пару яиц, поставила их варить. Вскипятила воду, заварила чай прямо в чашке. Достала хлеб, который тоже держала в холодильнике, масло… И села у своего стола. Ей не хотелось уходить в комнату. Не хотелось больше прятаться от чужих глаз. Наоборот: хорошо бы, пришла Нина Георгиевна. Не успела она об этом подумать, как в кухню вошла Зинаида. Уставилась на нее своими иголками.

– Здравствуйте, – сказала Лара.

Зинаида что-то буркнула в ответ. Потом стала греметь кастрюлями у своей плиты с видом жертвы оккупации. Они впервые оказались вдвоем в одном пространстве, и Лара с интересом ее разглядывала. Вот на улице она бы Зинку не заметила. Там вроде такие тетки ходят косяком. А здесь в единственном экземпляре… Она не такая уж простая личность. Какая-то самобытность в ней бурлит, почему-то ее постоянно распирает от едва сдерживаемой агрессии, следствие наверняка обнаружит какие-то ее тайны.

– Зина, – душевно сказала Лара. – Чаю со мной не хочешь выпить?

– Делать мне нечего.

– А что за дела? – так же невинно спросила Лара.

– Не все ж по мужикам шастают, а потом спят целыми днями. У некоторых хозяйство, больной сын. А че надо?

– Странная ты. Я всего лишь предложила выпить чаю. Не хочешь, не надо. Зина, а ты работала когда-нибудь?

– Не! Одна ты у нас работаешь.

– Я так понимаю, это значит, что работала. А кем?

Зина развернулась и гордо подняла голову.

– Техник-смотритель я была в ДЭЗе. Целый год.

– А муж у тебя был?

Зинаида как-то неадекватно отреагировала на этот вопрос. Насупилась, отвернулась, опять загремела кастрюлями. В кухню вошла Нина Георгиевна. Поздоровалась, достала из своего холодильника поднос с нарезкой, оставшейся после Нового года, поставила на Ларин столик.

– Может, вместе перекусим?

– Конечно, Нина, чашку свою достань, я чаю налью. Еще одно яйцо осталось.

– Спасибо. – Нина Георгиевна сделала себе аккуратный бутерброд, откусила, запила чаем. – Был у нее муж. Пил сильно. Как-то пошел он пьяный в ванную. Долго не выходил. Потом слышу, он там хрипит. В квартире я да она с Валькой. Ну, и Леня в комнате. Я говорю: «Надо дверь ломать, он изнутри закрылся. Он, наверное, там уснул и тонет». А они меня прогнали. Закрыли в моей комнате снаружи. Стремянкой подперли. И пока он хрипеть не перестал, в ванную не заходили. Часа два. Вошли, когда все кончилось. Он там лицом в воду перевернулся. Вызвали «Скорую», участкового, который был до Нискина. И все. Отправили. Она его даже не хоронила по-людски. На какое-то социальное кладбище отправили из морга. Я слышала, как она Вальке говорила, что если тело не забирать, то там захоронят.