Темные вершины

Винокуров Алексей

Буш, правда, приобщаться к Маммону не рвался и вообще к грузиновым делам испытывал только отвращение, но выбора особенного не было, приходилось брать что дают.

– Сходишь с Асланом на разговор, посмотришь, как это все бывает, – сказал Грузин однажды холодным осенним вечером, когда лягушки в саду уже умолкли, а звезды в небе еще не затянули свой тысячелетний гимн. В голосе его непреклонном сквозило все-таки легкое сожаление, чуть-чуть ему было жалко доктора: слишком хорошо он знал, что делают с новым человеком на балу жизни, когда, наконец, гаснут тысячи ярких свечей и смрадная похотливая тьма заполоняет углы.

Буш возражать не

стал, только кивнул молча: разговор так разговор, как скажете, дорогой сын отечества.

На самом деле никакой это был не разговор, конечно, а простая дача взятки должностному лицу. Для кого, впрочем, простая, а для кого первая в жизни, дебют, так сказать, – тот самый первый бал, который во тьме светит, и тьма не объемлет его…

Дело, по словам Грузина, совсем простое, несколько усугублялось тем, что даваемым лицом оказался заместитель мэра города.

– С хорошей позиции стартуешь, – бодрил тем не менее Буша Грузин, – некоторые всю жизнь тужатся, а выше взятки участковому подняться не могут. А ты – сразу с вице-мэра начинаешь. Будь спокоен, Максим, старый Швили тебе устроит большое будущее, не век же организованную преступность пилюлями пичкать.

У Буша на этот счет было свое мнение, но он опять же не стал распространяться. Грузин если вбил себе чего-то в голову, его не сдвинешь… Ох, ох, знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил, а что стелить, если падаешь в бездну? И все падают – о, сколько их упало в эту бездну! – вот только направление у всех разное: одни в нижнюю бездну падают, другие – в верхнюю, есть еще разновсякие вечности, и десять тысяч миров, и тьма внешняя, и скрежет зубовный. И надо, надо сделать шаг и упасть куда-нибудь, а так не хочется, так не… И пусть бы все было как есть – стоять на краю, озирать бытие в неизреченной его красоте, сияющей, вечной, или вернуться, встать на дорогу без конца, дорогу, вымощенную желтым кирпичом, на которой есть все, и нет только страданий, потерь и смерти…

– Реально, конечно, деньги самому мэру идут, вице не при делах, – объяснял Аслан, короткими рывками проталкивая бронированный «Джип Чероки» сквозь глухую пробку в центре города. – Но мэр – большой человек, в тюрьме сидеть не хочет. Вот возьмет он деньги, а вдруг подстава? Набегут оперативники, ОМОН разный, примут, на кичу посадят. Для такого случая и есть должность вице-мэра…

– Вице-мэр по взяткам? – усмехнулся Буш.

– По экономическим вопросам, – уточнил Аслан. – А взятки – это и есть вся их экономика, на том стояли и стоять будут.

Буш кивнул, хотя и не поверил все-таки.

– Правильно не веришь, – согласился Аслан. – Не может экономика целого города стоять на одних взятках. Тут и рейдерство, и откаты, и заносы, тендеры всякие, торги, распилы, контрабанда, – я уж не говорю про серьезные дела, по которым пожизненное дают. А что делать, кушать-то людям хочется, неотложные нужды опять же, то-се.

Он стал загибать пальцы, считая нужды людей.

– Ребенка в Англию учиться – раз, дом построить – два, второй дом построить – три, виллу на Канарах где-нибудь – четыре, самолет, яхта, остальное по мелочам… Жену за границу отправить, чтобы глаза не мозолила, – пять, любовницу содержать – шесть, к девкам ходить – семь, себя содержать – восемь, взятки туда-сюда, крыша – девять, ну и на карманные расходы тоже.

Буш был вынужден согласиться, что людям нынче приходится нелегко, живут они трудно. Но Аслан его почему-то не поддержал.

– Какие там люди – чиновники, крысы

канцелярские, – брезгливо бурчал он. Обычно молчаливый, сегодня чеченец разговорился: может, тоже нервничал, худое подвижное лицо стало неожиданно грустным. – Хуже клопов они, кровь сосут. Нормальные люди воруют, убивают, оружием торгуют, наркотиками – короче, все делом заняты, одни только чиновники груши околачивают, разрешения выдают. Это у нас проблема – не то, что воровать нельзя, а что на это разрешение нужно. И есть, которые это разрешение выдают. Вот это и называется бизнес по-русски. И пока это не изменится, ничего тут хорошего не выйдет, верь моему слову, доктор.

Спустя пятнадцать минут они уже заходили в кабинет вице-мэра. Странное ощущение лицемерия и фальши захлестнуло Буша еще на лестнице, укрытой красной толстой дорожкой, в кабинете же чиновника оно только усилилось. Вице-мэр был серенький суетливый человечек, чем-то похожий на крысу, – при улыбке обнажал остренькие нечистые зубы, хотелось заглянуть ему под пиджак, нет ли там хвоста, но хвоста, скорее всего, не было – тут тоже царствовал обман.

Вице-мэр мягенько и с готовностью пожал руку Аслану, глазки его вопросительно пробежали по лицу Буша.

– Это наш стажер, надежный человек, присматривается к жизни… – объяснил Аслан.

– К жизни? – удивился чиновник. – У меня тут? Что, другого места не нашел?

– С тебя начнем, дальше вверх двинемся, все как положено, – толковал Аслан.

Как ни странно, дикое объяснение это, похоже, успокоило вице-мэра. Он кивнул крысиной головкой Бушу, пригласил гостей сесть.

Буша поразила демонстративная бедность кабинета – строгий стол, суховатое жесткое кресло, даже стулья пластиковые, как из ИКЕИ, даже сейфа не было или шкафа какого-нибудь захудалого. Все здесь словно вопияло об умеренности и неприхотливости, вплоть до самого вице-мэра. «Да, крыса, да, беден, – как будто бы с достоинством говорила его остренькая физиономия, – но верой и правдой служу отечеству». Недостаток роскоши, впрочем, с избытком возмещал огромный портрет базилевса при всех орденах на стене да золотые часы самого чиновника, стыдливо выглядывавшие из-под рукава потертого пиджачка. Несмотря на уроки Кантришвили, Буш еще слабо разбирался в роскоши, но даже и он понял, что часы дорогие – может, десять тысяч долларов, может, сто.

– Часы – первое дело в человеке, ибо сказано: по часам их узнаете их, – толковал ему Кантришвили. – Человек может быть хитро одет черт-те во что, ездить на ржавом «жигуле», это все маскировка, но часы и ботинки должны у него быть в порядке, потому что по ним встречают и провожают тоже.

– А если часов нет?

– Как – нет? – не понял Грузин. – Куда делись, украли, что ли?

– Нет, просто нет. Не носит он часов, – объяснил Буш.

– Ну если он часов не носит, значит, он не серьезный человек: не чиновник, не силовик, не бизнесмен. А если так, то кто он такой, чтобы о нем думать?

Вице-мэр был, конечно, серьезный человек, и часы у него были серьезные, и базилевс на портрете тоже был очень-очень серьезный, даже обычная его монгольская хитринка в глазах куда-то делась.

Несколько секунд Аслан и чиновник смотрели друг на друга, смотрели внимательно, не отводя взгляда. Буш даже удивился, он думал, что чиновники могут только глазами бегать по сторонам – нет, смотрел не отрываясь.

– Значит, договоренности наши действуют? – сказал наконец Аслан.

– Действуют, – не возражал вице-мэр.