Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней
Шрифт:
Уинстон не пользовался популярностью. В свое время он был объектом насмешек. Его считали эгоистом, «полукровкой-американцем». По словам парламентария от консерваторов, сэра Генри (Чипса) Чэннона, Черчилля интересовало только одно – он сам. Сегодня, когда в Британии около 3500 пабов и отелей, более 1500 залов и различных заведений и двадцать пять улиц носят имя Черчилля, а его лицо смотрит на нас отовсюду – от подставок под пивные кружки до дверных ковриков, не говоря уже о периодическом появлении в Овальном кабинете президента Соединенных Штатов, – трудно представить, что в мае 1940 года мало кто считал его подходящей кандидатурой на пост лидера нации.
Многие считали его ренегатом и перебежчиком: в 1904 году он из консерватора стал либералом, а в 1924 году вернулся в консервативную партию. Тем не менее Черчилль продемонстрировал поразительную преданность Чемберлену. Во время выступления Ллойд Джорджа он даже предложил наказать не премьер-министра, а себя: Я несу полную ответственность за все действия Адмиралтейства и принимаю свою долю вины» [13] .
Ллойд Джордж, речь которого
13
Winston S. Churchill: Hansard, Conduct of the War, HC Deb Series 5, 8 May 1940, vol. 360, cc.1251–1366.
14
Lloyd George, HC Deb Series 5, 8 May 1940, vol. 360, c.1283.
Mea culpa Черчилля стала первым признанием провального планирования спасательной миссии. Выступление его было рассчитано на провал – но в то же время оно тронуло сердца коллег, пораженных столь яркой демонстрацией личной преданности. Черчилль умело продемонстрировал, каким «настоящим» премьером он может быть, если захочет. Так он вписал свое имя в премьерскую гонку, хотя и остался темной лошадкой.
Когда Черчиллю предоставили слово (а говорил он долго), бунтари наклонились вперед, ожидая и надеясь услышать бессмертные фразы осуждения, но он не сказал ничего бессмертного, ничего такого, чего Чемберлен не пожелал бы увидеть написанным на своем надгробном камне. Черчилль так тонко и умело похвалил премьера, что сумел добиться именно того, чего хотел: он сказал слишком мало и слишком поздно. Спасительные филиппики Черчилля явно предназначались для другого часа. Его слова уже отлежались, фразы уже были тщательно отрепетированы для более важной цели: быть произнесенными в другое время, и он не собирался тратить их впустую.
Когда Черчилль сел на место, одна цель была достигнута: его собственная звезда хотя еще и не разгорелась, но не потеряла блеска в критический момент, когда все другие померкли.
Когда спикер призвал палату разделиться и проголосовать, мнения разделились почти поровну. Чипс Чэннон вспоминал: «Мы наблюдали за голосованием бунтарей из оппозиции… „Квислинги, – кричали мы им. – Крысы!“ „Соглашатели!“ – отвечали они нам… „281 на 200“… раздавались крики: „В отставку! В отставку!“… И тут эта старая обезьяна, Джош Веджвуд, начал размахивать руками и петь „Правь, Британия“. Сидевший рядом с ним Гарольд Макмиллан подхватил, но их пение заглушили завывания и крики. Невилл пришел в замешательство при виде зловещих фигур. Он поднялся первым. Он показался мне мрачным, задумчивым и печальным… Сегодня его не встречали восторженные толпы, как это было до Мюнхена. Передо мной был одинокий маленький человек, который старался сделать для Англии все, что было в его силах» [15] .
15
James (ed.), Chips, pp. 246–247.
Несмотря на победу, впрочем, не самую убедительную, Чемберлен потерял уверенность в своей партии: сорок один консерватор проголосовал против правительства. Самым молодым среди них был Джон Профьюмо: ему шел всего двадцать первый год. Он ускользнул из казарм, чтобы присутствовать на голосовании, и позже был подвергнут суровому осуждению со стороны лидера фракции Дэвида Маргессона: «Вы – презренный мелкий гад… До конца жизни вы будете стыдиться того, что сделали прошлым вечером» [16] . Когда консервативное большинство сократилось до восьмидесяти одного, дебатов более быть не могло. Нужен был публичный крестовый поход. Личный секретарь Чемберлена, Джок Колвилл, писал, насколько «отвратительно» было то, «что все сосредоточили свою энергию на внутреннем политическом кризисе (a la francaise), вместо того чтобы напряженно думать о следующих шагах Гитлера» [17] . Нужно было искать нового лидера. Но кто может им стать? Кто достоин? И кто готов?
16
Roy Jenkins, Churchill: A Biography (Macmillan, London, 2001), p. 000.
17
Colville, Fringes of Power, p. 93.
Политическая борьба омрачила и без того отчаянную ситуацию, в которой оказалась Британия. Стране нужен был человек, который не только объединил бы консервативную партию, но еще и сплотил бы ее с партиями оппозиции и армией. Армия не могла оправиться от первого военного поражения, резко положившего конец так называемой странной войне последних восьми месяцев, начиная с германского вторжения в Польшу.
В дневнике Чэннон записал, что «слухи и интриги, заговоры и контрзаговоры» – основное занятие ведущих политиков [18] . Однако поддержкой консерваторов пользовался вовсе не Черчилль, хотя его многие защищали и хвалили после прошедших дебатов. Естественным преемником Чемберлена считали другого человека, того, кому не было даже позволено сидеть на скамьях Палаты общин. Это был лорд Галифакс, министр иностранных дел, член Палаты лордов. Он спокойно наблюдал за дебатами с галереи пэров в обществе других лордов, послов и официальных представителей
18
James (ed.), Chips, p. 248.
Главным препятствием на пути Галифакса стала британская конституция. Уникальный характер британской парламентской системы не позволяет члену Палаты лордов являться избранным членом парламента в Палате общин. Если бы лорд Галифакс решил стать премьер-министром и лидером парламента, возник бы серьезный конституционный кризис: ведь он не являлся парламентарием.
Биограф Галифакса, Эндрю Робертс, описывает, как министр иностранных дел и премьер-министр во второй день дебатов, 8 мая, обсуждали ранее немыслимое лидерство Галифакса. Чемберлен «дал понять, что если он вынужден будет уйти в отставку, то хотел бы, чтобы его место занял Галифакс» [19] . Но когда вопрос снова был поднят в четверг, 9 мая, реакция лорда Галифакса оказалась неожиданной. В дневнике он записал, что премьер-министр просил его приехать на Даунинг-стрит, 10, к 10:15. Там Чемберлен сообщил ему, что, «по его мнению, сложившееся положение с расколом Палаты общин нетерпимо, и очень важно восстановить уверенность в правительстве» [20] . Чемберлен вновь вернулся к вопросу своей отставки, на что Галифакс ответил (так записано в его дневнике): «Если бы это зависело от меня, он [Чемберлен] мог бы продолжить служить правительству. Я привел все имевшиеся у меня аргументы против собственной кандидатуры, особо подчеркнув сложность положения премьер-министра, неспособного установить контакт с центром тяжести в Палате общин» [21] .
19
Andrew Roberts, The Holy Fox: A Biography of Lord Halifax (Weidenfeld & Nicolson, London, 1991), p. 245, основано на «личной информации».
20
Lord Halifax, diary, 9 May 1940, Halifax Papers (Borthwick Institute, York), A7/8/4, p. 113.
21
Ibid.
Ложную скромность можно простить, поскольку Галифакс, как показали его последующие действия, очень хотел сохранить в своих руках рычаги власти. В дневнике он писал: «Разговор и явная склонность [Чемберлена] ко мне вызвали у меня сильную боль в желудке. Я снова сказал ему, как и днем ранее, что если лейбористы заявляют, что готовы работать только со мной, то я должен ответить им, что не готов» [22] .
Боль в желудке? Консерватор Р. А. (Раб) Батлер оставил совершенно иные воспоминания о разговоре с хитроумным Галифаксом после его встречи с Чемберленом: «Он [Галифакс] сообщил мне, что чувствует себя готовым взяться за эту работу. Однако ему казалось, что Черчиллю необходимо сдерживающее влияние. Но можно ли это будет сделать даже на посту премьер-министра или министра в правительстве Черчилля? Даже если Галифакс станет премьером, характер и опыт Черчилля все равно сделают того ведущей фигурой в „ведении войны“, а он быстро превратится в нечто вроде почетного премьер-министра» [23] .
22
Ibid., p. 114.
23
R. A. Butler, The Art of the Possible: The Memoirs of Lord Butler, K.G., C.H. (Hamish Hamilton, London, 1971), p. 84.
Несмотря на протесты Галифакса, это кажется более достоверной причиной его отказа от роли, которая знаменует собой пик успеха в британской политике. Сомнения Галифакса были порождены его положением в Палате лордов, не позволяющим ему стать премьер-министром в Палате общин. В каком бы положении оказался Галифакс, заняв место лидера нации?
Вряд ли его привлекала перспектива стать номинальным руководителем Великобритании, не имеющим реальной власти и во всем уступающим Черчиллю, который, как Галифаксу было прекрасно известно, был лучшим стратегом и военным лидером, чем он сам. Это было бы унизительно для человека такого положения и личных качеств. Но почему же другие политики так ложно истолковали его намерения? Лорды хотели Галифакса, король Георг VI хотел Галифакса, даже лейбористы хотели Галифакса. Все они готовы были поддержать человека, который неожиданно потерял интерес к подобной работе – по крайней мере, в текущей ситуации.
Вот так имя Черчилля оказалось в начале списка, что было совершенно невероятным. Все перевернулось с ног на голову. То, что всего несколько дней назад казалось немыслимым, теперь стало очевидным вариантом. Но подобный выбор устраивал не всех. Уж очень сложным, неприятным для многих человеком был Черчилль: позер, бахвал, хвастун, поэт, журналист, историк, авантюрист, меланхолик, предположительно алкоголик, явно пенсионного возраста – 65 лет, человек, которого постоянно преследовали неудачи, неспособный прочесть огненную надпись на стене, вечно ошибающийся – и слишком часто в те моменты, когда должен был действовать абсолютно правильно. Во время Первой мировой войны он совершил множество ошибок, самой катастрофической из которых была кампания в Галлиполи, когда в Восточном Средиземноморье погибло 45 тысяч граждан Содружества. С тех пор его стали считать опасным «ястребом». Большую часть последних десяти лет он провел в так называемой глуши, поскольку среди его провалов, помимо Галлиполи, числились также политические промахи в Ирландии, выступление против самоуправления Индии и жестокое подавление забастовки шахтеров в Уэльсе.