Темные времена

Джуэл Белла

— Ты ни за что не сможешь думать об этом, Кода. Серьёзно. Ты сумасшедший.

— Ничего не могу с собой поделать, когда ты так обалденно приятно пахнешь, и мне так чертовски приятно быть внутри тебя.

Чарли поворачивает голову и смотрит на меня снизу-вверх, её глаза мягкие и чертовски красивые, лицо спокойное. Боже, она охуенно милая.

— Серьёзно?

Я удерживаю её взгляд.

— Серьёзно.

Она кивает, поворачивается и прижимается ко мне. Как маленький щенок, пытается придвинуться ближе, как будто ей этого недостаточно.

— Кода? — зовёт она меня

мягким голосом.

— Да?

— Можно я тебе кое-что скажу?

Я вдыхаю, затем медленно выдыхаю и бормочу:

— Да.

— Я чувствую себя виноватой из-за Элли.

Элли.

Бедная девушка, которая находится хрен знает где и была хрен знает где чертовски долгое время. И Слейтер, проводящий свою жизнь прикованным к Шанксу в надежде, что ему удастся её найти. Действительно, хреновая история.

— Это не твоя вина, Чарли. Ты не смогла бы вытащить её, ты знаешь этих людей не хуже, чем кто-либо другой, тебя бы убили на месте или, что ещё хуже, заковали бы в цепи вместе с ней.

Она на мгновение замолкает, а затем шепчет:

— Но я видела её, она была так напугана, умоляла меня помочь. А я ушла. Это самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делала в своей жизни, Кода. Я должна была позвонить в полицию незамедлительно, к чёрту операцию моего отца, к чёрту всё это. По крайней мере, у неё был бы шанс на спасение.

— Мы оба знаем, что в тот момент твой отец слишком сильно тебя потрепал, чтобы сделать это, и в этом нет ничего плохого. Ни хрена подобного. Потому что этот человек, он худший из них. Самый, блядь, худший. А ты была всего лишь ребёнком.

— Но я не была им, — протестует она. — Я была не просто ребенком. Мне было почти восемнадцать лет, я могла бы легко уйти оттуда, вызвать полицию и сделать это так, чтобы никто не узнал. Вместо этого я потратила время впустую, вернувшись домой, рассказав отцу, что видела девушку, а затем обратившись в полицию. К тому времени было уже слишком поздно. И из-за меня, единственного шанса, который был у Элли, она, вероятно, уже целое десятилетие живёт в аду.

Я переворачиваюсь, поворачивая Чарли так, чтобы мы оказались лицом к лицу. Её глаза остекленели, и я вижу, что это чертовски сильно её беспокоит. Понимаю это. Я чувствовал вину. Жил с этим столько гребаных лет. Так что, да, я понимаю это лучше, чем кто-либо другой. Также знаю, что это съест тебя заживо, если ты позволишь этому случиться, и именно это случится с Чарли, если она не успокоится и не поймёт свою позицию в этом деле.

Это была не её вина.

— Послушай меня, — говорю я твёрдым, но не жестоким голосом. — Ты могла бы выйти и позвонить в полицию. Черт возьми, они могли бы даже прийти и спасти её. Но реальность такова, что это чертовски маловероятно. Такой крупный мужчина, как он, богатый, с деньгами, увёз бы её, как только услышал сирены. У него был бы план. Запасной вариант. Я могу тебя в этом заверить. Всё, к чему это привело бы, — это к тому, что ты разозлилась бы, и ты точно знаешь, что сделал бы с тобой твой отец, когда узнал бы, что это была ты, а он бы узнал. Мы с тобой оба, чёрт возьми, это знаем.

Она

отводит взгляд, и я поднимаю руку и беру её за подбородок.

— Глаза на меня, Чарли.

Она нерешительно оглядывается.

— Это не твоя гребаная вина. Ты пошла в полицию. Из-за тебя твоего отца посадили. Ты сделала всё, что могла, в ситуации, когда тебя окружали огромные, блядь, кирпичные стены.

— Но после того, как его посадили, я забыла о ней, Кода. На какое-то время я забыла. Каким монстром это меня делает? Я ничем от него не отличаюсь. Я должна была продолжать поиски… Я должна была…

— И ты бы ничего не добилась, Чарли. Мы с тобой оба это знаем. Я тоже должен был сделать чёртову уйму вещей. Но я этого не сделал, и из-за этого жизнь сейчас такая, какая она есть. Не позволяй чувству вины съедать тебя заживо. Доверься мне. Помоги Слейтеру, вмешайся, если нужно, найди Элли. Но, чёрт возьми, не вини себя в этом. Ты меня понимаешь? — она открывает рот, чтобы возразить, но я рявкаю: — Ты, блядь, меня понимаешь?

Она захлопывает рот и кивает.

— Хорошая девочка.

Она пристально смотрит на меня.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что иногда ты ведёшь себя как полный придурок?

Я улыбаюсь ей, и лицо Чарли тоже меняется.

— Постоянно, чёрт возьми, детка.

Её щеки вспыхивают.

— Мне нравится, когда ты меня так называешь.

Я улыбаюсь ей.

— Да?

— Да.

— Знаешь, что мне нравится?

Она закатывает глаза.

— Если ты скажешь «секс», я клянусь…

— Мне нравится, как твоя грёбаная улыбка поражает меня прямо в сердце.

Улыбка исчезает с её лица и заменяется мягким выражением.

— Нравится?

Я киваю.

— Что ж, это хорошо. — Она мягко улыбается, и я никогда не видел у неё такой тёплой улыбки. — Потому что мне тоже нравится, как твоя улыбка трогает меня прямо за сердце.

И вот так просто.

Мы оба обречены.

***

Кода

Тогда

Я сплёвываю кровь на пол и свирепо смотрю на мужчину передо мной. Рост около шести футов, хмурое выражение лица, тёмные волосы и голубые глаза, здоровенный ублюдок. И он получает огромное удовольствие, вышибая из меня всё дерьмо. Два дня они выбивали из меня все внутренности. Избивали меня. Пытали меня. Издевались надо мной всеми возможными способами. Но я не сломаюсь. Ублюдкам придётся убивать меня чертовски медленно, прежде чем я скажу им, где Брэкстон.

— Думаешь, ты крутой, малыш, — насмехается мужчина. — Ты не крутой. Мы только разминаемся.

Я улыбаюсь ему, обнажая окровавленные зубы.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть, что ты приготовил.

Разочарование клокочет в его груди, и его ботинок врезается мне в челюсть, заставляя меня отшатнуться к стене, ударяясь о кирпичи. Боль пронзает моё тело, и мне становится трудно дышать, чёрт возьми, мне становится трудно что-либо делать. Но я не издаю ни звука. Ни единого стона. Ничего. У меня сломаны рёбра, рука и чертова куча внутренних повреждений. Я их чувствую.