Темный альянс
Шрифт:
— И еще о той девушке, которую ты привел. О Рэйчел, — добавил он. — С волосами все в порядке, а вот цвет глаз не тот. У Елены были голубые глаза.
После этих слов он развернулся, собираясь оставить Дамона, чтобы тот побыл один и поразмыслил над его словами — естественно, если Дамон вообще способен разумно мыслить…
Он не успел дойти до двери.
— Есть! — резко сказала Мередит, глядя на горящую свечу и иголку.
Бонни глубоко вдохнула. Перед ней что-то разворачивалось, какая-то серебряная нить, серебряный канал связи. И она понеслась по нему, не в силах ни остановиться, ни сбавить скорость.
Вспышка в голове Стефана была беззвучной, бесцветной и мощной, как удар грома. Одновременно он почувствовал, что какая-то сила властно тащит его куда-то вперед, и он должен следовать за ней. Это не было похоже на подсознательные импульсы, исходившие от Катрины, когда она заставляла его что-нибудь делать; нет, это был экстрасенсорный крик. Приказ, которого нельзя ослушаться.
Он понял, что внутри этой вспышки кто-то есть, но сам себе не поверил.
Бонни?
Стефан! Это ты! У нас получилось!
Бонни, как ты это сделала?
Мне рассказала Елена. Честное слово, Стефан, это она. У нас беда, и нам нужен…
И вдруг все закончилось. Канал связи закрылся — свернулся до размеров булавочной головки. Он исчез, но после него вся комната вибрировала Силой.
Стефан с братом молча смотрели друг на друга.
Бонни шумно перевела дыхание — она и не заметила, что не дышала все это время, — и открыла глаза, хотя и не помнила, как закрывала их. Она лежала на спине. Мэтт и Мередит сидели рядом на корточках; вид у них был встревоженный.
— Что это было? Получилось? — требовательно спросила Мередит.
— Получилось.
Они помогли ей подняться.
— Я вступила в контакт со Стефаном. Я говорила с ним. Теперь нам остается только ждать и гадать, придет он или нет.
— Ты сказала ему про Елену? — спросил Мэтт.
— Да.
— Значит, он уже в пути.
5
Понедельник, 8 июня,
23.15
Дорогой дневник!
Похоже, сегодня ночью у меня бессонница, так что я вполне могу написать тебе пару строк. Весь день я ждала каких-то событий. Ведь не может же быть, чтобы после так здорово проведенного заклятия вызова ничего не случилось.
Но ничего не произошло. Я не пошла сегодня в школу, потому что мама решила оставить меня дома. Ей не понравилось, что Мэтт и Мередит так долго просидели у меня в воскресенье вечером, и она сказала, что я должна отдохнуть. Но всякий раз, когда я ложусь в кровать, у меня перед глазами встает лицо Сью.
На похоронах Елены речь произносил отец Сью. Кто будет произносить речь на похоронах Сью в среду?
Надо перестать думать обо всем этом.
Попробую-ка я еще раз заснуть. Может, если я лягу спать в наушниках, то не увижу Сью?
Бонни положила дневник в тумбочку у кровати и достала плеер. Глядя в потолок слипающимися
— А сейчас старый, но нестареющий хит блистательных пятидесятых для всех поклонников этой музыки. Группа «Спэниелз», компания «Виджей». «Спокойной ночи, милая».
И Бонни унесла музыка.
У фруктовой воды с мороженым был вкус земляники. Ее любимый. Музыкальный автомат играл песню «Спокойной ночи, любимая», а на прилавке не было ни пылинки. Но Елена, решила Бонни, никогда не стала бы надевать солнце-клеш.
— Вот это лишнее, — сказала она, показывая на юбку. Елена подняла голову от мороженого с фруктами и орехами. Ее светлые волосы были завязаны в хвостик. — Хотя, с другой стороны, кому до этого есть дело?
— Тебе, глупышка. Я-то здесь ненадолго.
— А-а. Ну да. — Бонни отпила фруктовой воды. Это сон. У нее были причины опасаться снов, но времени думать об этом сейчас не было.
— Мне нельзя задерживаться, — сказала Елена. — Наверное, он уже знает, что я здесь. Я пришла только, чтобы сказать тебе… — Она нахмурилась.
Бонни посмотрела на нее сочувственно.
— Тоже не можешь вспомнить? — Она сделала еще один глоток. У фруктовой воды был странный привкус.
— Я умерла слишком молодой, Бонни. От меня многого ждали, я должна была многое сделать. А сейчас я должна помочь тебе.
— Спасибо, — сказала Бонни.
— Все не так-то просто. У меня слишком мало Силы. Приходится бороться и все время что-то организовывать. И это трудно.
— Трудно, очень трудно, — кивнула Бонни. Она чувствовала странное головокружение. Что там было, в этой фруктовой воде?
— У меня мало власти, и все вокруг становится странным. Мне кажется, это делает он. Он все время встает на моем пути. Он шпионит за тобой. Каждый раз, когда мы пытаемся вступить в контакт, он вмешивается.
— Ага. — Комната поплыла у нее перед глазами.
— Бонни, ты слушаешь меня? Он может использовать твой страх против тебя самой. Он всегда делает так, чтобы проникнуть внутрь…
— Ага…
— А ты не пускай его. Расскажи об этом всем. И скажи Стефану… — Тут ее голос оборвался, и она судорожно зажала рот рукой. В ее стакан с мороженым что-то упало.
Это был зуб.
— Он пришел. — Голос Елены звучал странно, нечленораздельно. Бонни в ужасе, как загипнотизированная, уставилась на зуб. Зуб лежал на горке взбитых сливок посреди дробленого миндаля.
— Бонни, скажи Стефану…
Шлепнулся еще один зуб, за ним — еще один. Елена всхлипнула. Теперь она закрывала рот обеими руками. В глазах был страх и обреченность. — Бонни, не уходи…
Но Бонни уже пятилась. Вокруг все вихрилось. Фруктовая вода булькала и выплескивалась из стакана, только это была уже не фруктовая вода, а кровь. Ярко-красная и пузырящаяся, как мокрота, которую отхаркивает умирающий. У Бонни сжался желудок.
— Скажи Стефану, что я люблю его! — Это был голос беззубой старой женщины, и фраза закончилась истерическим рыданием. Бонни с облегчением провалилась в темноту и забылась.
Бонни закусила кончик фломастера. Она не отрываясь смотрела на часы и считала дни в уме. Осталось выдержать еще восемь с половиной учебных дней. И каждая минута времени, проведенного в школе, обещала быть мучительной.
Какой-то парень, попятившийся от нее на лестнице, высказался предельно откровенно: