Темный дом

Хорсун Максим

– К-костыль, че ли? – Нюх попытался приподняться, но у него ничего не вышло: снова грузно откинулся на мешки. Тогда он ограничился тем, что протянул Садовникову руку: – Братан двоюродный!

– Тебя все знают, – констатировала Гаечка, прячась у Садовникова за спиной.

– У нас маленький город, – ответил сталкер, пожимая Нюху липкую и дряблую руку.

Снова загремели выстрелы. Пуля клюнула в двери, кто-то высоко, по-бабьи, завопил. Гаечка забилась в угол. Нюх сосредоточенно попытался закурить, но выронил незажженную сигарету на треники. Садовников аккуратно

присел на мягкий и шуршащий под задом мешок.

Знатная была квартирка, настоящий оазис – неизмененный, земной. Из следов Посещения – только налет фосфоресцирующей плесени – безобидной разновидности «зеленки» – на отставших обоях. Все-таки Нюх был талантливым сталкером, если смог отыскать такое место. Садовников был бы рад почувствовать себя здесь в безопасности, вот только главную угрозу в квартире представляли ее новые владельцы, а не Зона.

Хлопнула дверь. В прихожую ввалились Штырь и Бельмондо. Штырь нес за ремни два автомата, один из которых принадлежал ему, а второй был настолько испачкан кровью, что со ствола капало на линолеум. Бельмондо тоже тащил помимо дробовика два чужих ствола. Бандиты бросили трофеи на пол, заглянули в зал. Штырь нашел взглядом Садовникова.

– Напихали фраерам неместным по самые гланды! – похвастал уголовник. – Так что теперь ты, Костыль, нам торчишь. Из-за тебя мы, типа, жизнью рисковали.

– Базара нема, Штырь. – Садовников примирительно улыбнулся. – Ты же знаешь, за мной не заржавеет. Спасибо, братан!

Штырь удовлетворенно похмыкал носом, потом поглядел на Гаечку.

– Ух ты, какая неваляха, – произнес он с аппетитом. – Ты что, Костыль, теперь мадмуазелей в Зону водишь?

– Да это… – Садовников лихорадочно пытался придумать, как прикрыть Гаечку; ТТ оттягивал карман ветровки, и его соблазнительная тяжесть отвлекала. – Моя сестренка двоюродная по материнской линии. Из Москвы.

– Показываешь ей достопримечательности? – округлил глаза Штырь, Бельмондо и Нюх захрюкали.

– Обучаю семейному бизнесу, – снова соврал Садовников. – Преемственность, все дела.

Бандиты переглядывались, обмениваясь глумливыми улыбками.

– Ну, братва, спасибо за все! Мы, пожалуй, поскакали! – Садовников снова взял Гаечку за плечо и подтолкнул ее к выходу.

– Сдержи коней, – сказал Штырь, перегородив проход ногой. – Давай побакланим за жизнь. Чего ты такой быстрый, Костыль? Мы же с одного района, а почти не видимся. Когда в последний раз с тобой за стаканчиком сидели?

– В школе, – усмехнулся Садовников.

– Вот именно! – Штырь хлопнул его по спине. – Вы проходите. Типа, с сестрой, да. У нас тут кухня, водочка, для барышни – коньяк крымский, типа, как у людей.

Бельмондо ткнул дулом дробовика сталкеру в спину.

– Пушку только положи на пол.

Садовников поглядел Штырю в глаза: тот ждал с очевидным нетерпением, теребя пальцами обмотанную кожей рукоять страшной заточки, из-за которой он и получил свое прозвище. Сталкер медленно вытащил пистолет и так же медленно опустил его на линолеум.

– Ну давай, пошли-пошли! Чик-чик-опс на кухню!

На кухне, как ни странно, оказалось

почти чисто. Вся рухлядь и мусор покоились на балконе, внутри же был крепкий стол, несколько табуретов, ряд бутылок, пластиковых баклажек с водой и консервных банок, выставленный вдоль стены. В окно лупило жаркое солнце, его спелый нездешний свет был бы более уместен над дюнами и черными скалами австралийской пустыни, чем над заброшенным советским поселком в глубине Сибири.

– Костыль, помнишь, как мы в школе курили за трансформатором «Ватру»? – Штырь старательно разыгрывал радушие. – А как я съехал с горки – да задницей на арматуру? Все тогда обоссались, один ты позвал на помощь и оставался рядом, пока не приехал батя и докторишки. А ведь ты меня тогда не любил: помнишь, как из-за велика дрались?

Бельмондо сунул рыло на кухню, но Штырь прошипел, чтоб тот стоял на стреме.

– Всех положили? – спросил Садовников, присаживаясь на табурет.

– Хах! – Штырь издал нечто вроде клича первобытного воина, прихлопнув ладонями по обтянутым спортивками бедрам. – Двое бросили стволы и смотались! Если не дураки, то сегодня же удерут из города. А если не удерут… – Бандит что-то мечтательно промурлыкал и взялся мыть в старой раковине стаканы. В одной руке он держал ополовиненную бутылку с водой, в другой – посуду. Получалось у него плохо.

– А давай я помогу, – предложила вдруг Гаечка.

– Сышишь, солнце! Да ты шаришь! – обрадовался Штырь.

Через минуту бандит уже разливал по стаканам. Гаечке достался коньяк, как и было обещано.

– Только у меня… это… – Штырь снова взялся за рукоять заточки. Садовников и Гаечка напряглись. – Хлеба нету!

Сталкер и стажерка облегченно выдохнули. «Радушный хозяин» тем временем сноровисто вскрыл заточкой консервы.

– Я не ем хлеб! – сообщила Гаечка, кокетливо улыбаясь Штырю.

Садовников ощутил укол ревности: ему так давно никто не улыбался.

– Солнце! За тебя! – провозгласил бандит.

Садовников без энтузиазма поглядел на выпивку. Обычно в Зоне и перед Зоной он – ни-ни. А тут – то ли нервишки сдали, то ли усталость сказалась, то ли он попросту побоялся идти против воли Штыря.

Выпил. Закусил, вытащив кусочек сардины в масле пальцами прямо из банки. Гаечка, морщась, отставила недопитый коньяк и с завидным аппетитом налегла на рис с мясом из солдатского сухпайка. Штырь благостно заулыбался, пощелкал темными от вытатуированных перстней пальцами над столом, подцепил ломтик сала. Быстро проглотил и сейчас же сунул в зубы сигарету.

– Слышишь, Костыль, такой базар. – Бандит еще раз наполнил стаканы. – Человек ты правильный, с ментами не водишься, с системой не связан. Как всякий честный вор, ты, типа, не работаешь за зарплату, живешь вольно и лихо.

Сталкер едва не подавился сардиной. Это он-то – вор? Ну да, нагрел руки на предвыборной кампании Шимченко. И еще раз бы нагрел, если бы появилась такая возможность! Но Шимченко не жалко: он даже не заметит убытка, к тому же – жучара еще тот, нажился на «прихватизации» и народном богатстве, а теперь в тузах ходит.