Темный карнавал (сборник)
Шрифт:
— А родни-то у него нет! — огорошил слушателей Финн. — Никакие придурки-племянники и недотепы-племянницы, что вываливаются из гондол в Венеции, сюда не приплывут. Я загодя навел справки.
Финн выдержал паузу. Это был миг его торжества. Все уставились на него. Все обратились в слух, чтобы не пропустить важное сообщение.
— Почему бы, рассудил я, не быть воле Божьей на то, чтобы Килготтен оставил все десять тысяч бутылок бордо и бургундского жителям самого прекрасного города во всей Ирландии? Нам!
Это
— Похороны через час!
— Через час? — вскричал Финн, — Как же так? Он еще остыть не успел…
— Ровно в полдень, — подтвердила жена, становясь выше ростом по мере созерцания этого гнусного племени, — Доктор со священником уже вернулись из замка. Его светлость распорядился, чтобы похороны состоялись без промедления. Отец Келли говорит: «Варварство, да и только. К тому же могила не готова». А доктор: «Нет, готова! Намедни Хэнрахан должен был помереть, да заартачился. Уж я его лечил и так и этак, а он — ни в какую. А могила-то пропадает почем зря. В нее Килготгена и положим: подсыпка есть, даже плиту привезли». Приглашаются все. Поднимайте-ка свои задницы!
Двустворчатая дверь захлопнулась. Мистическая женщина удалилась.
— Похороны! — вскрикнул Дун, готовясь припустить во весь дух.
— Нет, — просиял Финн. — Выходите. Заведение закрыто. Поминки!
— Сам Иисус Христос, — прохрипел Дун, утирая пот со лба, — не сошел бы с креста и никуда бы не двинулся в такую жару.
— Жара, — изрек Маллиген, — поистине адская.
Сняв пиджаки, они зашагали вверх по склону и добрались до сторожки у ворот Килготгена, где увидели приходского священника, отца Келли, который направлялся в ту же сторону. Он снял с себя чуть ли не все, кроме воротничка, и побагровел от жары, как свекла.
— К чему такая спешка? — полюбопытствовал Финн, не отставая ни на шаг от святого отца. — Неладно это. Не иначе как что-то стряслось?
— Да уж, — ответил священник. — В завещании обнаружилась секретная приписка…
— Так я и знал! — воскликнул Финн.
— Что? Что такое? — загалдела толпа, скисшая было от жары.
— Если правда о ней просочится, это вызовет бунт, — только и сказал отец Келли, устремляя взор к кладбищенским воротам. — Вы все узнаете в заключительный момент.
— Это момент после заключения или перед заключением? — без задней мысли спросил Дун.
— Ну и болван, прямо жалость берет, — вздохнул священник, — Тащи свою задницу через ворота. Да не рухни в яму!
Дун послушался. За ним прошли остальные, краснея от волнения. Солнце, словно для того, чтобы ловчее было подглядывать, спряталось за тучку, и на кладбище налетел порыв ветра, принеся минутное облегчение.
— Вот могила, — кивнул священник. — Сделайте милость, выстройтесь по обеим сторонам аллеи, поправьте галстуки, если таковые
Тут действительно появился лорд Килготтен, простая душа: в гробу, водруженном на телегу с его фермы; а уж за телегой растянулась на полдороги вереница из автомобилей, легковых и грузовых, палимая солнцем пуще прежнего.
— Ну и процессия! — воскликнул Финн.
— В жизни такой не видывал! — воскликнул Дун.
— Прикусите языки, — вежливо сказал священник.
— Боже мой, — произнес Финн, — Вы только поглядите на этот гроб!
— Видим, Финн, видим! — ахали все присутствующие.
Ибо проплывающий мимо них гроб, заколоченный серебряными и золотыми гвоздями, был и впрямь сработан на совесть, вот только из какого материала?
Это были доски от ящиков, планки от винных упаковок, доставленных морем из Франции для погребов лорда Килготгена!
У завсегдатаев паба перехватило дух. Они закачались, хватая друг друга за локти.
— Ты ведь умеешь читать по-ихнему, Финн, — прошептал Дун. — Назови хотя бы марки!
Оглядев гроб, сделанный из винной тары, Финн почтительно изрек:
— Разрази меня гром. Смотрите! Вот «Шато лафит Ротшильд», урожая тысяча девятьсот семидесятого года. Вот «Шато неф дю пап», шестьдесят восьмого. Тут наклейка вверх ногами: «Ле Кортон»! Смотрим снизу вверх: «Ла Лапон»! Какой шик, боже ты мой, какой высокий класс! Я бы и сам не прочь, чтоб меня похоронили в таком клейменом дереве!
— Интересно, — вслух подумал Дун, — а изнутриему видны эти клейма и марки?
— Ты лишнего-то не болтай, — буркнул священник. — А вот и остальное!
Мало того что при виде покойника в гробу солнце ушло за облака, так за этим последовало второе явление, которое ввергло обливающихся потом горожан в полнейшее замешательство.
— Можно было подумать, — припоминал впоследствии Дун, — будто кто-то оступился, упал в могилу, сломал ногу и нарочно испортил такой день!
Дело в том, что составляющие процессию легковые и грузовые машины были кое-как нагружены ящиками с продукцией различных французских виноградников, а замыкал шествие громоздкий старинный фургон, какими пользовалась в прежние времена компания «Гиннес»; его тянула упряжка горделивых белых лошадей в траурном уборе, вспотевших от непривычного груза.
— Будь я проклят, — сказал Финн, — если лорд Килготтен не привез угощение для собственных поминок.
— Ура! — разнеслось над кладбищем. — Вот что значит приличный человек!
— Не иначе как догадался, что нынешняя жара распалит даже монашку и священника, а у нас языки вывалятся от жажды!
— Дорогу! Освободи проход!
Народ расступился, чтобы пропустить на кладбище этот обоз с булькающим грузом, помеченным бирками из Южной Франции и Северной Италии.