Темный Лорд
Шрифт:
– Я вижу, господин, – услышал ответ мальчик. – Я высушу одежду.
Брошенный на стул спортивный костюм шелохнулся – и только после этого в воздухе проступил силуэт остроухого малыша в пончо и коротких сапожках.
– Я звал тебя, чтобы задать вопрос, Батану… и поделиться любимым угощением.
– Твой слуга еще не заслужил награды, – скрутив костюм, поклонился мальчику эльф.
– Ты помнишь день, когда в коридоре у башни Кролик мертвая корова перепортила ковры и гобелены и поранила одного из учеников? Скажи мне, Батану, ты видел, кто пронес в коридор коровью тушу? Ты знаешь, кто
– Прости, господин! – неожиданно упал на колени маленький эльф. – Прости недостойного слугу!
– Ты чего, Батану?! – кинулся к нему Кро, схватил за плечи и поднял на ноги. – Что случилось?
– Я виноват, господин! Я не пришел, я не проверил твою комнату, я не навел порядок, не почистил вещей.
– Это неважно. Забудь, ты прощен! Скажи, кто принес корову? Ты видел?
– Твой слуга виноват, господин, – понурил голову эльф. – Твой слуга заснул.
– Разве домовые спят? – удивился со своей кровати недоморф.
– Твой слуга виноват, слуга заснул. – Батану почему-то стал говорить о себе в третьем лице. – Твой слуга исправится, он заслужит прощение…
– Ты можешь спросить о корове и раненом мальчике у других домовых, Батану?
– Твой слуга не может, господин. Он не домовой дух, духи не разговаривают с твоим слугой.
– Плохо… – вздохнул Кро. – Хватит каяться, я на тебя не сержусь. Возьми себе пару конфет и ступай.
– Твой слуга недостоин награды, господин.
– Ты больше меня не слушаешься, Батану?
Вопрос поставил эльфа в тупик. Маленькое существо искренне считало себя недостойным угощения – но и спорить с тем, кому должно по совести служить, тоже было неправильным поступком. Наконец малыш решился:
– Слушаю, господин… – Он исчез вместе с костюмом, а мгновение спустя из коробки пропали две самых маленьких конфетки.
– Надо же, спал… – почесал в затылке Надодух. – И чего делать теперь?
– Тоже спать, – вздохнул Битали. – Скоро светать начнет, а мы все на ногах. Давай ложиться, завтра домовиков найти попробуем.
Если Битали с Надодухом не опоздали на первый урок – то только благодаря ворону, потребовавшему поутру законного угощения. Правда, позавтракать они все же не успели, и еще почти час отчаянно зевали, пока бледная и дерганая мадам Эджени Кардо подробно разъясняла, почему в амулетах следует использовать гелиотроп, в зелье – базилик или мандрагору, а для состава гри-гри – серу или имбирь, хотя все элементы имеют одинаковое воздействие на энергетику полноценного человека и даже простого смертного. Расположение свечей для обряда снаряжения себевы Кро и вовсе проспал.
Впрочем, краткий курс составного архетворения все равно имелся в сборнике комбинаторных таблиц.
Когда урок наконец закончился, Битали поспешил к хмурой, как грозовая туча, Вантенуа – однако не успел произнести ни слова оправданий:
– Если ты приблизишься ко мне еще хоть раз, – под смешки подруг Генриетта ткнула в него тонкий, словно отточенный карандаш, палец, – то клянусь, я соберу твой след и сожгу его в зольнике подвальной печи!
Кро тут же притормозил: как знает любой ребенок, сожжение следа приводит к скорому увяданию и смерти. Колдовство
– Извини, виноват, – остановился он в паре шагов. – Ухожу. Только один вопрос…
– Какой? – Девушка одарила его взглядом прозрачных, цвета индийского топаза, глаз.
– Скажи… Скажи, тебе удалось приручить какого-нибудь домового?
Топазы в глазах Генриетты потемнели до цвета консервированных маслин, губы задрожали.
– Идиот, – буркнула она себе под нос, рывком сгребла книги. – Близко не подходи!
– Опять… – развел руками Битали. – За что? Надодух, ты чего-нибудь понял?
– Видать, ожидала услышать что-то другое, – хлопнул его по плечу сосед. – Не бери в голову, нам девчонок все равно не понять. У них в черепушке моль. А у нас муравьи. Эти звери не скрещиваются. Эй, Цивик, чего не здороваешься?!
А ты как, смог приручить хоть одного домового?
– На курсе никому не удалось, – крепко, двумя руками прижал к груди тетрадь и таблицы паренек. – Спросите вы у Филли, чего мучаетесь?
– Станет профессор ученикам все рассказывать, как же, – отмахнулся Битали. – Скажет, что не мое дело, без меня разберутся, и отправит учиться. Или на прикладную работу посадит, раз время лишнее имеется. Знаю я их всех, не впервой.
– Филл не посадит! – крутанулся на месте недоморф. – Он сам вечно ничего не успевает. То у него молоко, то бумага, то библиотека. Работы курсовые половину без оценок возвращает.
А посадит – так забудет.
– Он, может, и вообще духов про это происшествие спросить забыл… – Оторвав руку от тетради, Цивик вскинул палец, но закончить мысль не успел: в этот момент проходивший мимо плечистый Лайтен задел локоть другой его руки, и книги, выскользнув, разлетелись в стороны. Причем и на тетрадь, и на таблицы тут же нашлось кому наступить. Мальчик наблюдал за происходящим с выражением обреченности и смирения.
– У вас к преподавателям без приглашения заходить принято? – тихо поинтересовался Кро.
– Вроде никогда не запрещали, – так же шепотом ответил недоморф. – Но это лучше после обеда. А то нам сейчас в казематы, к цепному Гроссеру. За перемену можем не успеть, далеко спускаться.
– Почему «цепному»? – поинтересовался Битали.
– Не повезло бедолаге… Историю преподает.
– Это так страшно? – хмыкнул Кро. – Не думал раньше…
Как оказалось, мсье Арнольду Гроссеру не повезло отнюдь не потому, что он вел в школе курс общей истории. Опустившись на добрых четыре арпана по уже знакомой винтовой лестнице, Кро вслед за недоморфом вошел в протяженный зал, выкопанный в плотной, слежавшейся глине и освещенный мерцающими под потолком звездами. Освещенный достаточно хорошо – читать можно с легкостью. Здесь, в сыром, дурно пахнущем и холодном каземате сидел на цепи, прикованный за шею к решетке под потолком, коротко стриженный, гладко выбритый мужчина лет сорока, в хорошо подогнанном двубортном костюме и лакированных туфлях. За спиной его широким полукругом, ограниченным длиной цепи, стояли три плотно набитых древними фолиантами шкафа и широкий диван, видимо, служащий узнику и кроватью. Перед учителем возвышался тяжелый каменный стол, вырезанный из цельного куска яшмы.